Жизнь Гришки Филиппова, прожитая им неоднократно - стр. 7
– Смотри. Берешь, разрываешь пополам. Не смотри, бери.
– Беру.
– Теперь разрывай вот так. Получается?
– Сейчас. Сейчас я ее… Получилось! Как Саша Суворов, да?! Р-р-раз! Шпагой!
– Да, сынок, а теперь этот лист еще пополам. Складывай, ладошкой пригладь, и по сгибу разрываем.
– Ой, а у меня криво… Не так, как у тебя.
– Получится, сынок. С первого раза не сразу получается.
– Вот. Почти как у тебя! А дальше что? А почему ежик больше не бежит?
– Спать лег, сынок. Дальше смотри. А теперь вот от уголка начинаешь сворачивать кулечек. Получается?
– Сейчас… Бабушка, а потом ты мне сделаешь треуголку, как у Саши Суворова, да? А мы сейчас закаливаемся, как он, да? А дедушка сделает мне шпагу?
– Сам сделаешь. Дедушка научит.
– Дедушка меня научит делать шпагу?! Взаправдашнюю?! Да?!
– Не кричи, сынок, люди спят. Ночь святая на дворе.
– Ба…
– Что?
– Ба… А… у… меня…
– Можешь не таким шепотом. Просто не кричи.
– У меня хорошо получился кулечек?
– Да, сынок. А теперь этот кулечек надо сверху на рассаду. И чуть грудочкой, комочком земли, и если с утра поднимется ветер, чтобы с утра стояли домики для помидорчиков.
– Бабушка, а почему другие люди спят?
– Просто спят.
– А почему мы вышли?
– А потому, что мы не хотим, чтобы нашу рассаду мороз побил.
– А как это – «побил»? У мороза же нет кулаков.
– Это так люди говорят – побил. Роса – упала. Солнце встало. Земля вспотела. Понимаешь?
– Будто все живое, да?
– Да, сынок.
– Ба, а у мамы с папой, у них ракеты – тоже живые?
– Живые?
– Ну, папа все время говорит «полетела», «встала», «закапризничала». Ба, а этот кулек сюда?
– Сюда, сынок.
– Ба, а как ракета может капризничать? Это же не малявка какая-нибудь – капризничать. Капризничают ведь только малявки, да?
– Да, сынок. Давай поправлю. Вот здесь, здесь землей присыпь. Дай руку. Замерз?
– Нет, что ты! Ба!
– Что?
– Ба, а я тоже буду делать ракеты? И они тоже будут летать?
– Наверное, сынок. Вот через два года пойдешь в первый класс, потом учиться будешь, потом еще, а потом еще…
– Это что же, всю жизнь учиться?!
– Конечно. Человек всю жизнь учится.
– А ты? Ты же столько знаешь!
– И я всю жизнь учусь… Погоди, сынок. Газеты кончились. Сбегаешь в сарай?
– Да! Я один?!
– Не боишься?
– Нет! Что ты! Я быстро!
Оно, конечно, очень смело и мужественно – сказать «что ты». И не бояться. Хорошо не бояться, когда бабушка рядом. И все так хорошо видно, и звезды, и ночь такая туманная, и месяц яркий-яркий, и тень такая – справа от тропинки – рядом бежит. Я бегу, и тень бежит. А у старой яблони тени. И такие ветки – звезды и луну закрывают. Корявые, будто лапы. Будто пальцы. Будто схватить хотят. Как когти. Быстрее надо. Быстро-быстро открыть калитку, быстро-быстро пробежать мимо кривого угла хаты. Он кривой, потому что туда ударил немецкий танк, когда немцы отступали, – мне прабабушка Уля рассказывала, – бежать до сарая, бежать быстрее, сердце стучит, быстрее, еще, в сарае темно, но надо быстро-быстро взять и не бояться, потому что Саша Суворов не боялся, он своим солдатам кричал: «Вперед, чудо-богатыри!» и еще кричал: «Заманивай!» А они увидели, что их генерал кричит «Заманивай!», и стало им стыдно, развернулись и победили. И прижать отсыревшие номера газеты к груди, и бежать, еще быстрее, серой мышью, со всех ног, потому что корявая старая яблоня подняла ручищи, и все спят, и бежать еще быстрее, потому что так весело бояться, так весело и страшно, и впереди ждет бабушка Тася…