Жизнь до галактики личинок - стр. 28

прикрывали белеющее нечто (пардон за пикантные подробности),

«стреляя», мы вправду верили, что боремся, и таскали с домашнего

стола для них, «раненных», бабушкины пироги, вареники и булки

с маслом и сверху – сахаром. Когда мы, спустя пять лет встретились

вновь, то большие мальчишки мне сказали, что это они для того, чтобы накормить меня, были «раненными», а то моя мама

жаловалась, что я дома ничего не ем, и она боится, что я чем-нибудь

заболею от недоедания. Хотя такой факт был почти абсурдом

в брежневские времена. Тогда голодали только зэки в тюрьмах, и то

в качестве дополнения к наказанию. Сейчас, в России первого

десятилетия двадцать первого века, это стало нормой для

малообеспеченных людей, которые, собственно, своей слабостью

и неумением найти себя и создают комфорт высших классов, буржуазной элиты.

Родившись перед войной, моя мама получила воспитание

в сталинском детсаду с присущими тому времени чувствами

потенциальной ответственности за свою деятельность и жизнь

ближних, поэтому она всегда впаривала мне в мозги весьма ценные

по ее мнению указания по поводу различных жизненных ситуаций, в которые я могла когда-нибудь попасть. Поначалу это развлекало

меня, но вскоре стало бесить, а позже принесло множество

неприятностей, связанных с отношениями в коллективе таких же

подростков, как я. По причине того, что я, будучи поздним ребенком, всегда была опекаема старшими, знала больше своих сверстников, то мне хотелось и одноклассников своих предостеречь от грозящих

им бед. Это было смешно и непонятно, поэтому меня начали

сторониться, а потом, попадая в ситуацию, от которой я

предостерегала, удивлялись и пытались благодарить меня, выспрашивая что либо о будущем.

Мама же, будучи всегда щедрой натурой, пыталась подкупить

вкусностями и ягодами из нашего сада всех, кто был настроен

против ее любимой и единственной дочери.

Однажды от мамы прилюдно я получила весомую затрещину

за то, что сидела в милой вечерней беседке с мальчиком старше

меня. Он был мариец, его звали Саша Николаев, и всё это действо

происходило на турбазе «Сура». Саша показал мне однажды поляну

с клубникой, это была настоящая речная клубника с листиками, расположенными прямо по контуру ягодки, не как у нашей

землянички.

Моей маме нажаловались отдыхающие турбазы, где мы отдыхали

в то лето, что я с ним целовалась, и он обнимал меня, как взрослую.

По мнению толпы, деревенский парень мечтал получить стоянку

в городской квартире, заполучив от меня заветное согласие. А мне

чудилось, что он меня любит и хочет жениться. Своей наивности я

до сих пор стыжусь, но мне всегда хочется думать о людях лучше, чем они есть на самом деле.

Мама всегда была человеком, наделенным чувством

грузоподъемной ответственности за моё будущее, оттого мне так

доставалось, – мне или убедительно врали, чтобы я отказалась

от своего дерзкого решения, или убеждали на примерах

в правильности мнения взрослых о предмете внимания.

Действовало. Я была беззащитна перед узколобыми мудрецами

мира сего, насмерть закрепощенными рамками приличий и разных

там ответственностей. Их крутые скулы, склоненные надо мной

в экстатическом припадке доступных ребенку изъяснений

(извращений), приводили в отчаяние моё недозревшее желание

сопротивляться. Моя внутренняя армия сопротивления частенько