Женская верность - стр. 9
Акулина подошла к висевшему на стене зеркалу в прямоугольной деревянной рамке, сняла прикрывающую его тряпицу. Провела гребёнкой по волосам, повязала на голову вчерашний платок, и они вышли из дома. Шли рядом, прикасаясь друг к другу руками.
На маленьком холмике ещё не просохла утренняя роса, и суглинок казался розоватым в лучах восходящего солнца. Акулина стояла, скрестив на груди руки, и не мигая смотрела на мужа, склонившегося над могилкой дочери, на соседние кресты и могильные холмики, так, будто старалась запомнить на всю жизнь и это место, и это утро. Взгляд заволокла пелена и сквозь эту пелену она увидела, как Тимофей развязал собранную ею котомку, достал нож, отойдя немного в сторону, нарезал пласты дерна, аккуратно обложив им могилку дочери. Потом одёрнул гимнастёрку, снял пилотку, перекрестился: «Прости отца своего, не смог тебя уберечь». Акулина моргнула, пелена солёными каплями покатилась по щекам. Тимофей развернулся и зашагал прочь, стараясь скрыть от жены нахлынувшие слёзы.
Акулина шла следом. За погостом они сравнялись.
–Я тебя провожу чуток.
На развилке, между дорогами на погост и деревенскую околицу, Тимофей остановился, взял её за плечи, поцёловал в щёку, лоб, нос, (платок давно сбился), крепко прижал к своей груди.
–Иди назад, я вслед погляжу. А то буду душой болеть, как ты дошла. И жди, я скоро вернусь. Уж к половине срока подходит. Дослужу и вернусь.
Это была весна сорокового года.
Акулина вернулась домой. Постояла немного на крыльце и пошла к Устинье.
–Устишка, пусти ко мне Лёнку пожить. И тебе на один рот менее и мне легше. А с Илюшкой водиться она к тебе будет прибегать. Да когда и ко мне его заберёт ничего особого.
Когда Устинья родила свою пёрвую дочь – по рязански Лёнку, потом по паспорту Елену Тихоновну, Акулина была ещё не замужем и Лёнку вынянчила она. Привязанность между ними была особая.
–Ну, що ж. Приданое её не велико. Бог с вами.
Устинья понимала, как тяжело Акулине одной в осиротевшем доме. Да и с дочерью она не расставалась. Дома стояли рядом.
Каждое утро, как только Акулина, подоив корову и процедив молоко, выгоняла её в стадо, Лёнка с крынкой молока бежала домой. А там её уже ждали: Наська – позже по паспорту Анастасия, по жизни Надежда Тихоновна, Ванька и самый маленький – Илюшка. Был Илюшка непоседлив и шкодлив. Отличался не только неспокойным нравом, но и зелёными, как омут, и прозрачными, как чистая вода, глазами. А ещё был он вихраст и кривоног. Ему, как самому малому, выделялась самая большая доля молока. Остальное делилось между Наськой и Ванькой поровну. Своя тёлка была ещё молода и молока и молока не давала.
Жилось семье голодно и холодно. Устинья с раннего утра уходила на работы в колхоз. Как она потом говорила, работала за «палочки». Тихону, хоть и выписали паспорт, но с тем условием, что Устинья отработает положенные ему трудодни. Определялся объём работы, который засчитывался за один трудодень, и в ведомости напротив фамилии ставилась палочка. После сбора урожая подсчитывали, у кого сколько трудодней, потом правление колхоза определяло, сколько и чего будут на них выдавать. Поэтому работала Устинья от зари до зари, думая, чем будет кормить свой «выводок» зимой. Акулине надо было работать только за себя, потому что Тимофей был призван на срочную службу в Красную Армию. Добросовестная и трудолюбивая, к осени она заработала даже больше трудодней, чем ей полагалось.