Женщина для утех семьи Бэкхейм - стр. 11
Его горячие ладони чувствовались сквозь платье.
7. Глава 5.
... все вышло не так, как я предполагала, и не так, как предполагал лорд Содель. Его не стало ровно через год, и я плакала на его похоронах так, как не плакала ещё никогда в жизни, горюя о потере, самой сильной потере за всю свою недолгую жизнь. Мне не в чем по сути было его упрекать: лорд Содель при жизни держал своё слово, и весь этот год, опять же, единственный за всю свою сознательную жизнь, я была почти счастлива. Он берёг меня – от возможного презрения и справедливого негодования собственной законной супруги, от других мужчин своей семьи, формально имевших право позвать меня разделить с ними ложе, но уважавших его главенство и его решение настолько, что никто ни разу не пытался меня ни к чему принудить. Мой хозяин учил меня – не только постельным развлечениям, но и различным наукам, и манерам, правилам поведения за столом, даже танцам, не менее сложному искусству поддержания светской беседы, и хотя женщины для утех существовали словно бы вне сословий, одинаково игнорируемые и избегаемые как простыми людьми, так и дворянами, пожалуй, если бы в итоге я каким-то чудом умудрилась оказаться в высоком обществе, то вполне могла бы сойти за свою.
Наконец, иногда мне даже казалось, что лорд Содель по-своему любил меня. По крайне мере, он желал меня и наслаждался ощущением собственной юной силы, которое я ему дарила, и был мне благодарен, а на большее я и не рассчитывала. Отчим всегда говорил мне, что такие, как я, могут добиться восхищения, основанного на вожделении, а любви добиваются лишь герои романтических книг. Я ему верила за неимением других вариантов, и подобные книги никогда не читала – к чему мечтать о несбыточном.
После того, как с необходимыми формальностями было покончено, я переехала в фамильное имение лорда Соделя Бэкхейма. Дом мне понравился, во многом он напомнил мне своего хозяина – надёжного, сильного и в то же время изящного. Помню, как у меня мелькнуло не то что бы сожаление – тень сожаления о том, что мы не могли встретиться с лордом в дни его юности. Впрочем, что бы это изменило? Мы всё равно жили бы в разных мирах.
Комната, выделенная господином, привела меня в восторг – раза в три больше, чем та, что была в родном особняке, и пахло там цветочной ароматической водой, а вовсе не плесенью, пылью и мокрой собачьей шерстью. Тоненькая большеглазая Лиока, моя собственная – подумать только, как у госпожи какой-нибудь! – горничная поклонилась мне, пробормотав что-то вроде «Добро пожаловать, гойда», и я едва удержалась от того, чтобы расцеловать её в обе щеки. А ещё там были новые роскошные платья, нечитанные книги и даже книги с примерами, и пара фарфоровых кукол, и картинки на стенах, и не было никакого гойдела Лихаэра с его липкими жадными руками, не было вечно пьяной матери, в последний год узнающей меня с трудом, и я чувствовала, как колотится в груди сердце.
Обедала и ужинала я с другими слугами, державшимися вежливо, но холодно и отстранённо: очевидно, всем было известно, для каких целей привезли «эту распутную безродную девицу». Большинство слуг, надо полагать, искренне сочувствовало старой доброй хозяйке, но никто не смел и слова пикнуть мне в лицо. А шёпотки за спиной я не слушала, да пока что и не могла бы услышать – слишком уж всё пело и трепетало внутри.