Желая Артемиду - стр. 70

Грейс уже скрылась за тисовой оградой, скоро она исчезла бы совсем в стенах Лидс-хауса. Майкл сорвался, кинулся за ней. Зелень и тропинка плыли.

Грейс вошла в кухню, взялась за ручку, но Майкл сунул ногу в проход, с силой толкнул дверь вперед и, не дав Грейс опомниться, припечатал спиной к стене, схватил за подбородок и поднял, чтобы насладиться тем, как в ее глазах мелькнет страх – ее холодность, вечная отстраненность от мира ранили его.

– Никогда не называй меня мистером Парсонсом. Слышишь? Мистер Парсонс – мой отец. – Рука опустилась ниже, сжав белоснежную шею. – Он монстр.

– Как и ты.

Глаза Грейс остались мертвыми, стоячая вода: ни возмущения, ни страха, ни удивления. Что не так с этой девчонкой?

– Ты меня ненавидишь?

Ее пульс бился под его ладонью.

– Я сломаю тебе ребра.

– Лучше не сопротивляйся, Грейс Лидс. Не хочу оставить синяки. – Он чуть сильнее сдавил ее шею. – Давай сначала. Ты меня ненавидишь?

– Нет.

– Ты меня презираешь?

– Нет.

– Но ведь ты меня на самом деле и не боишься?

– Я от тебя в ужасе, – прошептала она, и впервые ее голос сорвался. Вот оно.

Преграда не пала, но по ней пошли трещины. Он едва коснулся щеки Грейс. Миг. Секунда. Безудержный порыв. Красная вспышка, и он уже целовал ее, совершенно забыв, о чем они говорили и почему он почти наказывал ее через этот поцелуй. Незапланированный, но такой желанный. Глубокий, основательный. Майкл так давно хотел этого и так долго обещал себе, что не станет. Сопротивление. Я сломаю тебе ребра. Он ждал его, но оно не последовало. Прохлада, сладость и свежесть ее рта. Ее губы.

моя моя моя

Смущение. Сломлен и поражен. Поражен тем, что этот поцелуй состоялся, тем, что он оказался гораздо лучше, чем он представлял, а делал он это сотни, если не тысячи раз. Этот поцелуй менял его безвозвратно, выреза́л в нем что-то и создавал совершенно новое, как нож в древесине, и это что-то не стерло бы ни время, ни люди, ни Бог. Лед. Жар. Все не так. Но так и должно быть.

Он задыхался, хватался за нее… Ее сила. Он нуждался в ней и получал ее. Коснулся ее лица, очертил линию подбородка, потянул за мочку уха и спустился ниже, снова к белоснежной шее, пуговицам и кружевам на груди. Вдруг Грейс уперлась рукой ему в грудь, испугав сопротивлением, и шепнула, кивнув на черноту коридора:

– Идут.

Он отшатнулся, точно задетая шаром кегля. Перед глазами все залило сизым маревом, и через биение крови в ушах услышал стук каблуков. Опьяненный поцелуем, отвернулся, оперся руками на столешницу и закрыл глаза, запечатлевая в памяти таявший на губах привкус зимнего леса.

– Вот вы где, – сказала Агнес, даже по голосу чувствовалось, что она удивлена. – Детектив Стайн хочет осмотреть комнату Фредерика, но я нигде не могу найти ключ.

– Он у меня, – ответила Грейс. Майкл обернулся. Румянец на щеках, блеск в глазах, зацелованные губы, растрепанные волосы, растерянность, беспомощность – ничего. Выжженная пустыня. Ее манера держаться, как и прежде, ничем не выдавала ее мыслей и чувств. Майкл отвернулся.

– Пойдемте.

Мерный стук каблуков Агнес удалялся и вовсе затих в глубине дома, остался лишь испытующий взгляд Генри Стайна.

– Не знаю, что вы думаете, но все не так, как вы думаете, – прохрипел Майкл.

– Мужчину определяют поступки. Слыхал о таком?

Майкл промолчал.