Желая Артемиду - стр. 72
– Не понимаю, о чем ты. – Голос выдал волнение, и он мысленно отругал себя: не за то, что солгал, а за то, что сделал это так неумело.
– Я любил, был любим, мы любили вдвоем, / Только этим мы жить и могли. / И, любовью дыша, были оба детьми / В королевстве приморской земли.
Майкл заглянул в светлые глаза Фреда, проваливаясь в пучину которых порой забывал, где находится, – именно они позволяли Лидсу успешно играть в Игру – только так, с заглавной буквы, – у которой не было названия, но в которую Майкл соглашался играть. Игра – понятие очень размытое, про себя Майкл называл ее «Правда или действие»: нужно придумать вопрос и озвучить, если соперник не знает на него ответа, то выполняет любое желание выигравшего. Фреду в ней, впрочем, как и во всем остальном, не было равных – Майкл отчаялся придумывать вопросы. С помощью Игры Фред присваивал себе мечты и фантазии Майкла и, умело сплетая их с реальностью, создавал мир где-то на грани тьмы и света, в котором Майкл безоговорочно служил ему.
Сейчас вопрос заключался в том, кому принадлежали строки.
– Блейк?
Фред качнул головой. Майкл пораженчески вздохнул – он не знал ответа, но никогда не сдавался без провальной попытки.
– Эдгар Аллан По. Стихотворение называется «Аннабель Ли», он написал его в честь своей жены, скончавшейся от туберкулеза в двадцать четыре года.
– Он даже не британец! – возмутился Майкл, сказав это с самым что ни на есть британским акцентом. Порой он срывался на английское произношение, с каким говорили ученики Лидс-холла, но одергивал себя, снова возвращаясь к некогда родному, но по большей части получалась некая странная смесь. Ему нигде не было места: ни среди англичан, ни среди американцев. Застрял где-то посередине, дрейфовал в океане, не в силах прибиться ни к одному из берегов.
– Вот именно. Тебе стоит оценить мою поблажку.
Глаза Фреда переместились ниже, на альбом, и Майкл нехотя передал его другу. Фред тут же открыл его на нужной странице, словно положил туда закладку, взгляд прошелся по карандашному наброску, точно рука – медленно и основательно. После он перевернул еще несколько листов и изучил другие рисунки.
– Бессмертное пламя гениальности пылает в груди этого англичанина [29].
Американца, мысленно прошипел Майкл, впрочем, он так и не понял, шутил Фред или нет. Неловко-то как – он уже давно не показывал свои работы вне класса мистера Хайда – и поэтому отвел взгляд, вспомнив, как увидел Грейс впервые. Ее острый, воинственный, но при этом притягательный образ привел его в онемение, в животе все обмякло, ведь он не представлял, что лицо Фреда может с такими незначительными изменениями так гармонично превратиться в девичье. Ему понадобился не один месяц мимолетных взглядов украдкой, чтобы найти между ними различия, и ему это удалось: молочно-белая кожа как у брата, но щеки Фреда не были усеяны бледными веснушками, его скулы выступали сильнее, волосы отливали серебром, в то время как у Грейс – рыжиной. Но смерть матери, несметное богатство и чуть ли не телепатическая связь друг с другом придавали обоим близнецам в равной степени таинственной притягательности.
– Она задушила собаку, когда нам было девять, – сказал Фред, вернув альбом, словно вознаграждая его этим фактом.
Майкл слышал немало пугающих историй о Грейс, но его они не трогали. Ее вечное одиночество и молчаливость подсказывали ему, что она либо по природе очень замкнута, либо пережила какое-то страшное потрясение. Мысль о ее полном сумасшествии, в котором его упорно убеждали, никак не умещалась в голове и не вязалась с обликом Грейс.