Желая Артемиду - стр. 65
– Еду надо есть, – отрезал отец, смерив дочь глазами.
Кэти подняла голову – острый, уверенный взгляд, как ни посмотрит, точно ножом к стене пригвоздит. Майкл поймал себя на мысли, что сегодня он, усталый и заторможенный, пожалуй, расплакался бы, если отец посмотрел бы на него таким образом, но Кэти уже выучилась немому сопротивлению. И когда она успела обзавестись этим навыком, спрашивал себя Майкл, он тоже хотел научиться: Кэти не пропускала отцовские слова через себя – только сквозь, никогда не перечила, не спорила, словно его не существовало, оставалась заледенело безразличной ко всем его порывам, превращая каждый из них в несусветную чушь.
Отец поставил чашку с кофе на стол, и та со звоном ударилась о блюдце, придав действу тревожную нотку. У Майкла внутри все болезненно сжалось.
– Ты хоть знаешь, что твоя мать голодала, когда была молода? Она молила о куске черствого хлеба, в то время как ты пренебрегаешь свежим. Черная неблагодарность! Она сыграет с тобой злую шутку. Со всеми вами!
Майкл часто слышал об этом из уст отца, но матери – никогда, и в этом тоже крылся какой-то злорадный, намеренно унижающий оттенок, словно Кэтрин стремилась навеки забыть прошлое, а Джейсон, почуяв, что рана затягивается, безжалостно срывал с нее корочку, и та начинала кровоточить вновь. Когда-то Кэтрин, не имевшей ни семьи, ни друзей, приходилось голодать и работать не покладая рук, попутно зализывая раны после того, как беспощадно била ее жизнь, – пока она не встретила Джейсона. Ее первый муж, отец Эдмунда, был небогат. Они поженились совсем молодыми, и через пару лет он погиб, спасая чужие жизни в пожаре, не оставив ей ничего, кроме истерзанной души и долгов. Мечты о том, как отец горит в огне, живо вспыхивали в воображении Майкла, он даже чуял этот омерзительный, тошнотворный запах горящей плоти.
Моисей был скромен и косноязычен, и за него говорил старший брат его, Аарон. У Майкла тоже такой имелся – Фред без труда поставил бы Джейсона на место, не боясь ни наказания, ни изгнания. Как бы он хотел быть таким же умным, проницательным и всемогущим, но он был всего лишь Майклом и жаждал вернуться в комнату и уснуть. Он всегда очень много спал, до головной боли, до рези в боках – мечтал спать днями, неделями и даже месяцами, а после проснуться, посмотреть в зеркало и увидеть взрослого человека, чтобы уже никто не управлял его жизнью.
– В одну из особенно холодных зим она чуть не лишилась пальцев. Знаешь, что она ела в это время? – Отец с садистским удовольствием смаковал подробности прошлой жизни матери, рассказывая их, как другим детям рассказывали сказки. – Все, что такие, как ты, выбрасывают в мусорные баки. Пора повзрослеть и осознать, что значит быть благодарной.
Майкл представлял, как Кэти сжимает кулаки под столом, и попытался найти ее ноги своими, но отец метнул в него свирепый взгляд, и он прекратил.
– Ешь.
Он кожей ощущал, как в отце закипает неистовое пламя. Так часто становился его жертвой, что чувствовал в зародыше.
Кэти поставила локти на стол и подперла голову ладонями.
– Мне очень плохо.
Мать дернулась к ней.
– Сядь! – рявкнул отец, тут же усмирив ее браваду, с легкостью пробив броню – не толще скорлупы. Он нередко яростно и жестоко подавлял ее малейшие порывы, так злостно придирался к ней по поводу бытовых мелочей, что даже Дорис становилось не по себе, и, несмотря на природное добродушие, она нещадно гоняла прислугу, чтобы те выполняли все без сучка без задоринки.