Желание - стр. 4

– Налево, – комментирует Фанг, показывая на коридор, над которым символ «Щита» вращается, заставляя меня чувствовать стыд: и сама догадаться могла бы.

Темно-зеленые коридоры боевого корабля, переход, опять подъемник. Я искоса посматриваю на напарника, отмечая его красоту. Жалко, что нет у него таких ушей: трудно понять, о чем он думает. А я о чем думаю, разглядывая квазиживого, у которого нет гормонов? Надо маму спросить, с чего это я вдруг такой озабоченной становлюсь? Это для меня не слишком нормально. Или к Вэйгу зайти? Решено! Если не пустят домой, спрошу разум медотсека, а сейчас нам во-он в тот зал надо, я чувствую.

Можно, конечно, считать, что так было всегда, но нам в школе объясняют – нет. Когда-то очень давно на эту планету упал звездолет, на котором было много детей и всего двое взрослых. Но несмотря на это, мы смогли выжить. Правда… Правда, это называется именно «выжить», потому что сказки о солнечных лугах, деревьях, теплой воде – это теперь только сказки.

Первый год или два после рождения ребенок живет с родителями, а потом… Потом наступает то, что мы зовем «вспышкой» – светило посылает какие-то лучи, и начинается старение всех, кто старше девятнадцати. За год или даже меньше мы умираем от старости, вот и приспособились уже. Осиротевшего ребенка воспитывают те, кого воспитали его родители. Именно поэтому своего опекуна мы знаем с младенчества.

Синтезатор пищи у нас один на всех, и теоретически производить он может сколько угодно еды, а практически – сколько сырья заложишь. Вот с этим на заснеженной планете очень плохо. Есть тут только колючее, дающее очень мало питательных веществ растение, поэтому большая часть сырья у нас в теплицах. Единственное теплое место во всей колонии – теплицы, и работают там все, от мала до велика. Там же мы получаем еду на день: брикет, содержащий все необходимые вещества, только мало его… Старшие традиционно делятся с младшими, давая им еще один шанс дожить. Ну и ситуация, когда на улице умирают, тоже довольно привычная. Мы ее год за годом видим… Больше всего двуруких химан умирает, конечно, они просто слабее иллиан, вот поэтому так и получается. Скоро их совсем не останется, да и мы…

Но как будто этого мало… Иногда приходит большой черный, как ночь, корабль, и тогда мы теряем малышей. Бывает, и целыми семьями исчезают. Наверное, это сказочные кхрааги приходят, чтобы заготовить еду из нас. Но в иллианах совсем нечего есть, разве что кости погрызть, поэтому версия о чудовище из сказок не выдерживает критики. Но черные корабли есть… Я просто надеюсь, что это неведомые существа спасают тех, кого могут, выбирая их по какому-то неизвестному принципу.

– Фаин, я проснулась, – сообщает мне малышка Илая.

– Доброе утро, радость, – демонстрирую я улыбку уставшими конечностями. – Сейчас поедим.

– Ура! – реагирует моя хорошая.

Я сегодня в ночную смену работал, мне пятнадцать. Еще три года до выбора пары и размножения, а потом год счастья, и все… Моей малышке, которую я с рождения знаю, шесть лет сейчас. В девять она начнет учиться заботиться о брате или сестре, а потом… Понятно, что потом будет, вариантов у нас немного. Будущего у нас нет, несмотря на то, что живем. Жить просто надо. Жить, учиться, ведь нужно работать в теплице, а еще быть учителем, врачом, и трупником тоже кто-то должен быть. В смысле, трупы убирать, чтобы в уничтожитель свезти, где они послужат топливом реактору, дающему тепло и свет теплице.