Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга первая - стр. 57
Нет, нет! Она бы не хотела увидеть в один прекрасный день, как супруг несётся на нее с криком «Измена», пусть даже и с волосяной подушкой в руках…
Но тогда он бы на неё ещё не кинулся… На любого – да, но только не на неё – вожделенную жену, припав к груди которой, Шарль засыпал, как доверчивый ребёнок. И она изредка дарила ему эту радость, приезжая в Лувр, как укротительница, как спасительница и ангел утешения!
Эх, придушить бы полоумного идиота прямо тогда!
Но Изабо была слишком счастлива. Она даже честно пыталась лечить супруга и осыпала милостями любого, кто обещал, хоть какое-то, исцеление. Однако, ни медики, ни оккультисты, всех мастей, ничего не смогли сделать. Разве что, появилась при дворе новая игра в раскрашенные картинки, которую придумали специально для успокоения безумного короля.
А потом внезапно улучшение наступило само собой.
И, кстати, поначалу всё было не так уж и плохо. В ослабевшем короле прежнего любовного пыла почти не осталось. И, хотя он старался донимать супругу, как и раньше, силы были уже не те.
Не осталось их и на управление страной. В итоге, даже при относительно здоровом короле, владели Францией, всё те же, два человека – герцог Бургундский, умный и корыстный политик, готовый разделить страну с англичанами, как хлебный пирог, лишь бы они наелись и не разевали рот на Бургундию; и герцог Орлеанский – весело разорявший отечество, ради собственных прихотей.
Болван Шарль слушался их во всем, даже в минуты просветления не понимая, что эти двое пользовались Францией, как и его женой – один со сладострастным упоением, а другой – с неизменной выгодой. Если же король, вдруг, начинал артачиться, его, словно младенца соской, немедленно усмиряли каким-нибудь турниром или празднеством, по устройству которых все тут были мастера.
Впрочем, Изабо подобные тонкости мало волновали. Пускай себе тешатся – ей ведь тоже перепадало. Главной заботой, по-прежнему, оставались удовольствия. А критерием счастливой жизни было отсутствие всего, что могло бы этим удовольствиям помешать.
И королеве, действительно, мало что мешало.
Шарль, благодарный за заботу во время болезни, позволил Изабо оставить свой двор в особняке на улице Барбет, где она укрывалась в период безумия супруга. И свидания с Луи продолжились открытыми и свободными, даже при здоровом муже. Так что скоро Изабо и сама уже толком не знала, от кого у неё родились почти подряд три девочки – Мари, Мишель и Катрин.
Хотя, нет, Катрин точно от Луи – у неё такие же голубые глаза…
Зазеркалье подернулось странной дымкой, и королева почти вплотную приблизила лицо к отражению.
Какая гладкая кожа. И шея ровная, ни единой морщинки. Как долго они ещё останутся таковыми? И не пропадет ли красота, как и прежнее её счастье, не вовремя и очень быстро?
Не дай, Господи!
Она уже стояла однажды на пороге отчаяния и до сих пор отлично помнит, как прятала под высоким воротом синяки и ссадины на этой шее…
Изабо жадно всматривалась в собственное лицо. «Не хочу, не хочу! – с отчаянием повторяла она. – Я каменею перед страхами и унижениями! Если Бургундец обвинит меня перед королем, начнется ад, хуже того, который был, и я тысячу раз позавидую Луи, потому что он ещё легко отделался…»
Пять лет назад у короля снова начались приступы безумия, и герцог Филипп почти приказал ей не покидать особняк Барбет.