Завещаю вам жизнь - стр. 18
– Вы хотите сказать?…
– Я выразилась достаточно ясно.
– Хм!.. И вы полагаете, что я поверю, будто доктор Хуберт оставил все свое состояние совершенно чужому человеку?
– Поверьте… Впрочем, я не была ему чужой. Он относился ко мне, как к дочери.
– Так, так, – сказал Хабекер. – А у него было много знакомых, у Хуберта? Я имею в виду не немцев и не швейцарцев. Вы не замечали среди окружавших его людей никого из подданных других стран?
Она охотно пошла навстречу желанию следователя:
– У Хуберта было много знакомых. Чехи, англичане, румыны… Он вел какие-то дела.
– Вы не интересовались, какие именно?
– Нет. Не интересовалась. При мне доктор Хуберт деловые разговоры не вел.
– О чем же он беседовал с вами?
– О, обо всем… О жизни, об искусстве, о политике.
– О политике?
– Да. Он ведь знал, что я журналистка и интересуюсь вопросами политики.
– Он читал ваши статьи?
– Да. Мы говорили о них.
– В ваших статьях высказывались идеи национал-социализма.
– Но это естественно!
– Доктор Хуберт разделял ваши идеи?
– Не полностью. Но соглашался, что Европе необходима консолидация и военная организация, чтобы противостоять большевизму.
– Доктор Хуберт, если я не ошибаюсь, умер лишь в тридцать девятом году?
– Да.
– Значит, доктор Хуберт еще застал чешские и польские события?
– Да.
– Как он к ним отнесся?
– С пониманием. Он полагал, что каждая нация имеет право объединиться, что Германия должна получить свои исконные земли. Кроме того, он понимал, что Германии нужен плацдарм для войны с Россией.
– Это любопытно.
– Доктор Хуберт был умным человеком, господин следователь. Но он опасался, что политика Германии не будет понята ни Францией, ни Англией. Так и произошло.
– Франция мертва, – сказал Хабекер. – Можно считать, что такой страны не существовало. Такое же будущее ждет Англию, вы в этом не сомневаетесь?
– Я не сомневаюсь, что вы читали мои статьи, господин следователь.
Неужели Хабекер на самом деле вообразил, что бедняга Хуберт был руководителем ее группы? Ничего нелепее нельзя представить! Нет, вряд ли. Это, наверное, словесная паутина. Болтовня о каком-то Генрихе Лаубе и Хуберте – паутина, которую следователь плетет, чтобы скрыть свои намерения. Только «Француз» знал ее имя и ее адрес! Только «Француз»! Значит, удар будет отсюда… А, может быть, эти намеки на «интимное прошлое» как-то связаны с Эрвином? Нет, нет! Если бы гестаповская крыса хоть что-то знала об Эрвине – крыса не болтала бы! Она бы впилась всеми зубами.
– Почему вы так глядите на меня? – спросил Хабекер.
– Как, господин следователь?
– Так, словно рассчитываете, сказать мне о чем-то или умолчать.
– Вы ошибаетесь. Мне скрывать нечего.
– Абсолютно нечего?
– Абсолютно, господин следователь.
– Так, – сказал Хабекер. – Откуда же к преступникам попал ваш адрес? Вы не догадываетесь?
– Не могу себе представить, господин следователь.
– Жаль, – сказал Хабекер. – Очень жаль… Скажите, а что это за история произошла у вас в Праге? Ну, в тридцать пятом году. Об этом писали в газетах…
Она сделала вид, будто не сразу вспомнила, о чем идет речь. Потом облегченно вздохнула, кивнула:
– Ах, это про Вертольда? Какая-то глупость!
Но Хабекер не поверил, что история была пустяком. Он долго и въедливо интересовался, знакома ли она с Бертольдом, часто ли виделась, догадывалась ли, что он агент абвера, а потом вновь начал расспрашивать, с кем еще встречалась она за границей, с кем поддерживала отношения? Знала ли такого-то? В каких отношениях была с такой-то?