Завещаю вам жизнь - стр. 20
– Не волнуйтесь, фрейлейн Штраух, – сказал Хабекер. – Спокойнее.
– По-вашему, я могу быть спокойной, если меня обвиняют в каких-то страшных преступлениях?! Я не могу быть спокойной, господин следователь!
Они снова смотрели в глаза друг другу.
И тогда рука Хабекера потянулась к серой канцелярской папке.
Она следила за этой сухой, желтовато-серой рукой с тусклыми квадратными ногтями.
Следила за тем, как рука подвинула к себе папку, как сухие пальцы развязали черную тесемочку, достали из папки лист бумаги с машинописным текстом, подержали и протянули ей.
Она вопросительно взглянула на следователя.
Серое лицо Хабекера оставалось враждебно-замкнутым.
– Читайте, – сухо, отрывисто сказал Хабекер. Она взяла протянутый лист бумаги.
«Показания „Француза“! – подумала она. – Теперь все и начинается…»
Ее брови взметнулись и затрепетали, как крылья вспугнутой перепелки.
Хабекер подметил в расширенных глазах растерянность.
Он хотел было улыбнуться, но дрогнувшие мускулы лица вновь окаменели: в поднятых глазах арестованной летней молнией мелькнула неудержимая радость.
Арестованная не имела причин радоваться!
Она не могла радоваться брюссельской телеграмме!
Ее должен был охватить ужас!
Но Хабекер ясно видел – в глазах Штраух сверкнула радость!
И на миг Хабекер растерялся.
А она успела подумать: «Это не „Француз“! Если даже они схватили Густава – он остался человеком! Его не сломили!»
Но выдавать свое счастье, свою гордость за Гизеке было нельзя.
Так же как и чувство своей вины перед Гизеке за то, что посмела сомневаться и подозревать…
Она взяла себя в руки.
– Что это, господин следователь? – уже растерянно и по-настоящему недоумевая спросила она. – Я не понимаю…
Хабекер прекрасно различал, когда в голосе допрашиваемых звучит фальшь. В голосе Штраух он фальши не услышал.
Это опять сбивало с толку.
– Не понимаете? – спросил Хабекер, чтобы выиграть время. – А мне кажется, очень хорошо понимаете!
Отрицательно покачав головой, она осторожно положила лист бумаги на стол, отодвинула. Хабекер наклонился вперед:
– Вы внимательно прочли текст?
– Да…
– Ваш прежний адрес указан верно?
– Да…
– И вы продолжаете утверждать, что ничего не понимаете?
– Я действительно ничего не понимаю!
Она уже все поняла. Гестапо каким-то образом перехватило телеграмму к человеку, имевшему связь с Москвой. И прочитало ее. Но кто этот человек? Кто эти люди, чьи берлинские адреса также названы в телеграмме? Конечно, товарищи! Но кто они?
Хабекер сверлил взглядом.
– Я вам все объясню, фрейлейн Штраух, – произнес он, – хотя предпочел бы услышать эти объяснения от вас. Чистосердечное признание облегчит вашу судьбу. Больше того, я имею право заявить, что признание может в корне изменить ваше будущее. Вам вернут уважение и доверие…
– Но мне не в чем признаваться, господин следователь! – прервала она Хабекера. – Поймите, не в чем!
– Не спешите, – сказал Хабекер. – Послушайте, с вами разговаривают серьезно. Очень серьезно! Либо мы находим общий язык, либо… Молчите! Текст, который вы прочли, – телеграмма из Москвы. Она была послана брюссельскому резиденту русской разведки, который посетил вас и вашего приятеля Крамера в ноябре сорок первого года.
– Но я…
– Молчите! Вы получили от «Аргуса» ряд конкретных указаний и рацию. Все это для нас бесспорно. «Аргус» сам во всем признался, не беспокойтесь. И сейчас меня интересует очень немногое. А именно: какие указания вы получили, откуда черпали информацию военного и политического характера, а также где находится ваша рация? Будьте любезны ответить на эти вопросы.