Размер шрифта
-
+

Заступница - стр. 3

Мы идём куда-то в ночь всей толпой. Фонари не горят, только впереди то тут, то там мелькает свет. Девки в толпе говорят, что Вячеслав Игоревич всё метро знает, потому что он преподаватель по гэ-о. Что это значит, я не понимаю, но и не стремлюсь особо понимать. Мне сейчас главное не убиться, ещё и Валера то ли поддерживает, то ли лапает. Хрен с ним, пусть лапает, потом разберёмся, когда к людям выйдем.

Странно я себя веду, даже очень странно, по-моему, но мне просто очень страшно, до невозможности, а мы идём куда-то, непонятно куда. Военный нас ведёт, видимо, зная, куда и зачем, но на самом деле… Впрочем, вряд ли нас тут убить хотят или, там, изнасиловать. Значит, тут что-то другое.

– Привал, – слышится, когда мои ноги уже отваливаются.

Я сажусь прямо на рельсы, даже не думая о том, что может стукнуть током. Судя по всему, уже не может. Так вот, сажусь я и начинаю пытаться оживить телефон, а он всё не оживляется, как будто заряда совсем нет, но как такое может быть? Валера присаживается рядом, обнимая меня за плечи. Ну хоть под юбку не лезет, и то спасибо.

– Ты сообщение прослушала? – интересуется он у меня каким-то очень спокойным голосом, а я чувствую себя так, как будто на меня сейчас потолок упадёт.

– Не полностью, – признаюсь я, ощущая себя сейчас отнюдь не взрослой.

– Сообщение было о воздушной тревоге, – говорит мне Валера. – Знаешь, что это значит?

– Учебная какая-нибудь, – отмахиваюсь я. – Ну откуда здесь воздушная тревога?

– Это ядерная война, – объясняет он мне, на что я смеюсь.

– Не говори чуши! Какая ядерная война? Откуда? – отвечаю я ему, но тут вдруг меня сковывает ужасом. – Не может быть…

Я начинаю плакать, потому что ядерная война – это мамы и папы больше нет, да и меня скоро не будет, радиация же. Это единственное, что я помню – радиация, которая всех нас убьёт, но я не хочу, я не хочу! Нет! Не хочу умирать! Не надо! Я к маме хочу! Я согласна…

На что я согласна, выкрикнуть не успеваю, потому что опять получаю по морде, моментально прекратив истерику. Кто меня ударил, я не вижу – темно вокруг, но теперь только всхлипываю. Теперь меня всегда будут бить? Удар был сильным, в голове до сих пор звенит, и металлический привкус во рту ещё… Но в этот момент Вячеслав Игоревич командует продолжать движение.

Куда мы идём? Зачем? На поверхности нас, скорей всего, ждёт смерть. Но и умирать здесь, в темноте, жутко не хочется, поэтому я иду вслед за всеми. Тут какая-то девчонка начинает громко кричать, но слышны звуки пощечин, и крик затихает. Значит, это у них норма – бить девочек? Зачем я только приехала! Лучше бы сдохла со всеми вместе!

Проходит ещё несколько часов. Я уже и двигаться не могу, когда военный сворачивает куда-то, где обнаруживается очень тусклый жёлтый свет из нескольких расположенных на стене плафонов.

– Ага! – говорит Вячеслав Игоревич. – Работает техника! Полвека прошло, а она работает… Так! Всем залезть на платформы и держаться! – приказывает он.

Валера как-то очень быстро хватает меня, куда-то забрасывая, я оказываюсь на ребристой поверхности, затем рядом появляется и он, опять пытаясь меня обнять, но я почему-то, сама не понимаю почему, начинаю вырываться, и тогда он меня резко дёргает за волосы. Это так больно, что я вскрикиваю.

– Сиди смирно, дура, если жить хочешь! – злобно рычит на меня парень, отчего мне становится ещё страшнее, так, что я затыкаюсь.

Страница 3