Запрещенные друг другу. Обнуление чувств - стр. 31
Подвинувшись к противоположной двери, я освободила место для сына. Глеб осторожно положил его на сидение, пристроив сонную головку у меня на коленях и закрыв дверь, занял кресло водителя. Спрашивать, как там мама, отпало всякое желание. Мне вообще не хотелось открывать рот.
Уткнувшись носом в волнистые волосы сына, глубоко втянула в себя такой родной и такой чистый запах, пытаясь хоть как-то совладать с нахлынувшими эмоциями. «Сашка, сынок, — обращалась к нему в мыслях, поглаживая хрупкие плечи, — родненький мой… Если бы только знал, как мне плохо. Будь ты хоть чуточку старше – ты бы понял. Я бы объяснила тебе, что любовь бывает разной. Что если мама или папа перестают любить друг друга – это ни в коем случае не отображается на любви к детям. Просто иногда… вот такое существование… оно хуже смерти, понимаешь?»
Сашка заулыбался во сне и, перевернувшись на бочок, обнял меня за талию.
«Только ради тебя я здесь. Только ради сохранения целостности твоего внутреннего мира. Чтобы мама оставалась мамой, а папа – папой. Чтобы любящие тебя люди были рядом и неважно, совсем неважно, что ты – то единственное звено, удерживающее их вблизи. Ты тот прочный материал, которому удалось соединить несоединимое. Ты моя жизнь… Моя вера. Надежда… И боль, Саша… И боль тоже…
За окном мелькали посадки, окутанные теменью поля, сверкали звёздной россыпью огней отдаленные от трассы города. Иногда я сосредотачивала на этих ярких пятнышках внимание и задумчиво поглаживала низ живота. А иногда… ничего не видела, только слышала. Обрывки воспоминаний, осаждающие и без того истерзанное сердце, душили меня изнутри, вынуждая давиться солёными слезами.
Глеб изредка бросал на меня взгляд в зеркале заднего вида и недовольно поджимал губы, наблюдая за моей немой агонией.
Пофиг.
Перед глазами стояли совсем другие глаза. Мелькали абсолютно другие панорамы и пейзажи. Другие эмоции, чувства, желания. Другой голос, улыбка, взгляд.
«Ну здравствуй, Анатольевна...
А мы уже на «ты»? Мне больше нравилось «Валентин Станиславович». Аж мурашки по коже…
Что ж ты дерганая такая? Да не бойся ты так, я не кусаюсь...
Юлька-а-а… Не связывайся со мной. Не советую. Уничтожу ведь…
Признай, что стерва ты двуличная. Что не хочешь меня. Что плевать тебе на чувства других. Признай, и я отпущу…»
«Так и есть, — шептала про себя, вспоминая, что тогда ответила. — Причем не только двуличная, а ещё лживая и трусливая… И ты мне сто лет не нужен… И к мужу я вернулась, потому что не хочу тебя. Попробовала – не понравился. Не мой ты типаж, Дударев. Не хочу с тобой ни спать, ни просыпаться по утрам, ни жить. Ничего не хочу с тобой…»
Боже…
Чтобы хоть как-то успокоиться, прижалась разгоряченным лбом к прохладному стеклу и прикрыла заплаканные глаза. Лучше бы не закрывала, потому что стало в разы хуже.
Мелькающие перед глазами картинки стали отчетливей, звучание голоса насыщенней. Каждая минута, каждая секунда на разрыв.
Кабинет заведующей… Вал… его взгляд. Пшеничное поле, рваное дыхание, затуманенный взгляд… упрек, когда не писала… запах секса, его горячие сильные руки, ненасытные губы… влажная постель… мои хриплые стоны… его смех… злость… страсть… просьба звонить в любое время… обещание всегда быть рядом…
Прости меня… Прости… Это я во всем виновата… Только я…