Запрещенные друг другу. Обнуление чувств - стр. 11
К плечу кто-то прикоснулся. Мягко, сочувствующе. И когда я не отреагировала, прижали к себе, шепча на ухо слова утешения.
— Тссс, Юляш… Ну не рви ты так сердце…
— Тань… ты слышала? — уткнулась носом в её плечо и глухо разрыдалась, не обращая внимания на обминающих нас прохожих. — А если… — осеклась, боясь даже озвучить парализовавшее сердце опасение. — Я так больше не могу. Не выдерживаю.
— Конечно, слышала, — вздохнула она, продолжая гладить мою спину. — Думала, успею сама всё рассказать, да Студинский опередил. Я так и не дошла на третий этаж. Везде охрана. Как увидели, что я держу курс на отделение – сразу вернули обратно. Плохо, конечно. Хорошего мало, но я верю, всё обойдется. А ты должна быть сильной. За двоих. Нет! Уже за троих. Не сегодня, так завтра, Дударев обязательно придет в себя, захочет увидеть тебя, а ты снова в больнице. Ты об этом подумала? В тебе уже сейчас, возможно, растет его частичка. ЕГО! Что ты ему скажешь, если тупо потеряешь её, поддавшись отчаянью? Посмотри на меня!.. Юля! — Таня обхватила мое лицо ладонями и ощутимо сжала, даря разгоряченным щекам ощущение легкой прохлады. — Как бы ни прискорбно это не прозвучало, но сейчас ты ему ничем не поможешь. Вот честно. Ничем. Но не забывай, что у тебя ещё Саша в подвешенном состоянии. Тебе есть ради кого бороться и не падать духом. И боюсь, Юль, боюсь того, что пока ты тут умираешь, у тебя дома твориться чёрт-те что. Матери, как оказалось, на тебя плевать. Сестре – тоже. За Марину вообще молчу. Так что давай, вытирай слёзы, собери волю в кулак и вперед за Сашкой. Если будет скандал – поживешь у нас в общежитии, там как раз на этаже освободилась одна комната. И документы мы тебе забабахаем, и в суде выступим всем коллективом в лице группы поддержки. Вот увидишь – всё у нас будет хорошо. Главное помни, что мысли…
— Материальны, — выдохнула протяжно, чувствуя, как начало спадать напряжение. — Тань, спасибо тебе большое, — обняла подругу, глуша в себе рыдания. — Чтобы я без тебя делала?
— Да ла-а-адно, — протянула она смущенно, шмыгнув за компанию носом. — Скажешь ещё… Ты и Наташка – мои единственные подруги. Зачем тогда вообще дружба, если не для таких вот моментов? Лично я ещё не забыла, как ты поддержала меня после ухода Славика. И как научила заново жить, и как заставила поверить, что я – прежде всего женщина, а не ломовая лошадь. Юль, да я ради тебя… вот что угодно сделаю. Хочешь, Глебу глаза выцарапаю, Маринке патлы повырываю? Хочешь? Я могу.
Я улыбнулась, глотая горькие слёзы. В том, что Зыкина могла разукрасить мужу лицу я даже не сомневалась. У них с самого начала практиковалась взаимная неприязнь. Только одними ногтями тут не поможешь.
— Спасибо, Танюш, но я как-нибудь сама разберусь.
— Тогда пообещай, что будешь держать себя в руках!? Помни, ты должна предстать пред Валом здоровой, красивой, сексуально сногсшибательной женщиной, а не изможденной, заплаканной страшилкой.
Не смотря на то, что мне всё ещё было плохо, на душе от таких слов стало чуточку легче. Словно кто-то приподнял упавшую на меня глыбу и позволил расправить плечи.
— Обещаю, — прошептала охрипшим голосом, отлепив от её плеча заплаканное лицо. — По крайней мере, постараюсь.
Даже страшно представить, как бы всё сложилось, не окажись Таня рядом. Пускай я нашла бы, кто принес мне одежду, но дальше… Я бы не выплыла. По-любому загремела бы обратно в больницу, и не факт, что без последствий. Таня не просто утешала, вешая на уши длиннющую лапшу. Она говорила то, что чувствовала сама. И я верила ей. Верила, что Вал поправится, что всё у нас будет хорошо. Нужно просто набраться сил и пережить эту чёрную полосу.