Записки придворного. Изысканные обычаи, интеллектуальные игры и развлечения итальянского общества эпохи Возрождения - стр. 14

Поскольку я не страдал, как мог бы, я не использовал цепей и пыток огнем, чтобы добиться правды, я не стану приобретать эти знания и через игру. Предлагаю следующее: пусть каждый из нас скажет, что он думает о значении той буквы S, что моя синьора носит на лбу.

Возможно, она искусно скрывает что-то, возможно, кто-то ее истолкует неожиданным для нее образом, может быть, за ней скрывается чья-то мучительная судьба и страдания или обнаружится счастливое, страстное свидетельство поклонения. И против ее воли раскроется секрет этого небольшого знака, который хотели бы оставить нераскрытым те, кто поклоняется синьоре или служит ей».

Синьора герцогиня только рассмеялась в ответ на его слова, и, увидев, что она хочет защитить себя от подобных инсинуаций, Унико добавил: «Почему, синьора, вы ничего не говорите, ведь наступил ваш черед?»

Тогда повернулась синьора Эмилия и сказала: «Синьор Унико, среди нас нет никого, кто бы вам в чем-либо уступал, но вы лучше других уловили мысль синьоры, поскольку любите ее сильнее прочих. Она похожа на тех птиц, что ничего не видят при солнечном свете и не могут правильно оценить, насколько совершенен мир. Так и всякие попытки избавиться от сомнений окажутся тщетными, кроме ваших суждений. Только вам по силам подобная задача, и только вам мы и поручаем ее решить».

Некоторое время Унико молчал, наконец, вынужденный говорить, он прочитал сонет по вышеуказанной теме, обозначив в нем, что означает буква S. Вначале многие сочли его удачной импровизацией, но поскольку изящество и отделанность текста явно указывали на то, что его нельзя было сочинить за короткий период времени, то все сошлись во мнении, что он составил его заранее.

10. Получив заслуженные аплодисменты в качестве похвалы, синьор Оттавиано Фрегозо, чья очередь говорить наступила, улыбаясь, начал следующим образом: «Уважаемые господа, если бы я стал утверждать, что никогда не испытывал любовной страсти, уверен, что синьора герцогиня и синьора Эмилия не поверили бы мне, ибо знают, что я вполне способен заставить женщину полюбить меня. Однако до сих пор я не допускал подобных попыток, чтобы не разочаровываться от мимолетных успехов.

На самом деле я воздерживался от искуса любви вовсе не потому, что был о себе столь высокого мнения, а женщин считал недостойными себя. Напротив, я полагал, что многие достойны быть любимыми мною, и готов был им поклоняться, но не хотел робко стенать наподобие тех, кто безмолвно нес свою печаль во взоре. Начиная говорить, они сопровождали каждое свое слово множественными и ничего не выражающими знаками, но только плакали, страдали, печалились и хотели умереть.

Так что если любовная искра и загоралась в моем сердце, то я всячески стремился погасить ее, но не потому, что мной владела неприязнь к женщинам, как полагали некоторые дамы, но ради моего собственного блага.

Я также знавал и некоторых других любовников, совершенно отличных от этих страдальцев, которые не только восхваляли своих возлюбленных за добрые взгляды, нежные слова и ласковое обращение, но смиренно переносили все их нападки, называя переменчивое настроение, гнев и пренебрежение своих дам усладой сердца. И мне подобное кажется необычайным счастьем. Находя сладость в ссорах с возлюбленными, которых другие смертельно боятся, думаю, что в любовных ласках они должны наслаждаться высшим блаженством, которое мы напрасно ищем в этом мире.