Записки партизана сцены. Ал кого лик, или Красна чья рожа - стр. 12
Пара, он и она. Молодые люди, состоявшие в любовных или семейных отношениях. Он – молчаливый, сосредоточенный тип с хвостиком. Она – такая же.
Вспоминается только один эпизод с их участием. По рассказу очевидцев, я, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, изловил звуковичку за пару часов до начала спектакля. Схватил её, обняв за бёдра, и носил по зрительному залу, произнося некий текст. Судя по тому, что подруга не пыталась вырываться и, наоборот, внимательно слушала, оперевшись руками на мои плечи, разговор был серьёзным. Через некоторое время её у меня обманом отняли Постовой с БиБиКеем. Звуковик после этого происшествия долго на меня косился, но претензий не предъявлял. Где он был всё это время？Вопрос без ответа.
У меня было стойкое ощущение, что звуковичке не хватало грубого, животного секса, и её хвостатый мальчик слишком правильный, чтобы укусить подругу как надо.
Я пришёл в “Чёрную моль”, находящуюся на излёте своей творческой жизни. Она уже перешла из затяжного планирования в смертельное пике, но слабая надежда на благополучный исход ещё теплилась в её издыхающем организме.
Это было замечательное место. Старожилы кабака ещё не растеряли той сплочённости и единения, того духа соратничества и общности, которым “Моль” отличалась от большинства театров. Чувствовалась семейная атмосфера, практически не было интриг и взаимной зависти. Это было замечательное место. Слёзы сами собой наворачиваются на глаза при описании тех дней. Это сродни первой любви, воспоминания о которой вызывают светлую грусть и ностальгию.
Мне очень повезло, в том смысле, что первым театром была именно “Моль”.
Труппа состояла в основном из учеников Юрьевича, которых он забрал в создаваемый театр. Молодые талантливые парни и девушки, поющие и танцующие, искренне любящие своё дело. Были и взрослые, умудрённые опытом актёры, но они составляли меньшинство.
Одним из них был Борис Львович, или просто Конь. Почему, Конь, я понял чуть позже.
Сухой, тёмно-русый с рыжиной мужчина, лет сорока пяти – пятидесяти, с удлиненными волосами, подъеденными проплешинами на лбу и макушке. Обладатель рыжих моржовых усов и хитровыебанного взгляда слегка на выкате светлых глаз. Он хотел казаться очень серьёзным и маститым артистом. Возможно, именно таким он и был.
Перед выходом на сцену Борис Львовичич обычно прохаживался за кулисами, склонив голову и повторяя текст. Периодически он начинал отбивать чечётку, степовать и фыркать, потрясая головой. Видимо, таким образом сбрасывалось избыточное напряжение в теле. Именно в такие моменты он напоминал коня в стойле, фыркающего и бьющего в нетерпении копытом.
Коля как-то порекомендовал попросить у Коня счастья, и, видя моё недоумение, пояснил: «Подходишь к Коню сзади, и тихонько стоишь, произнося – “Конь, Конь, дай мне счастья”. И всё, считай, что оно уже у тебя в кармане».
Пару раз я пробовал, но, безрезультатно, как мне казалось. Теперь то, я понимаю, что нахождение там, в этом месте и было счастьем.
Животное, как называла его актриса Катя Короблёва.
Гей. Не пидор, а гей. Человек, работавший в молодости врачом в реанимации и вовремя понявший, что его призвание – это актёрское мастерство. Мне трудно его описать, но всё же попробую.