Записки одессита: часть вторая – послеоккупационный период - стр. 10
Солистка хора, смуглая красавица, с очень серьезным видом выводила:
С песнею боясь и побеждая,
Наш народ за Сталиным идет…
Так я слышал и запомнил. Кто-то из товарищей меня поправил: «Не боясь, а борясь». Я взорвался: «Подумай сам, – как можно бороться с песней?»
В один из весенних дней в школе произошло важное событие. После перемены в класс вошла директор школы Бумма Натановна, женщина полная и невысокая. За ней следовал мужчина крепкого телосложения, тоже не очень рослый. Директриса с обычным для нее пафосом представила нам нового учителя.
– Дети, с сегодняшнего дня вы будете изучать физику, а преподавать ее вам будет Арон Евсеевич.
Затем Бумма Натановна по-военному развернулась через левое плечо и вышла. Арон Евсеевич спокойно взял в руки мел и стал объяснять, зачем нужно знать физику. Тем временем Вова Будниченко готовил к запуску снаряд из жеваной бумаги, затем тщательно целился из рогатки в лоб Миши Рабиновича.
Как назло, в момент выстрела учитель обернулся от доски. Реакция Арона Евсеевича оказалась молниеносной – он с силой метнул в Буду мел, находившимся у него в руке, но промахнулся. Ответ Буды не заставил себя ждать. Он успел выкатить о удивления глаза, а рука уже бросала в учителя чернильницу-невыливайку. Меткость обоих участников этой дуэли значительно уступала быстроте их реакции. Вова тоже промазал, но в доску все же попал – на ней расплылась крупная размашистая клякса, а на полу блестели осколки керамический чернильницы.
В классе стало тихо как в морге. Арон Евсеевич, как ни в чем не бывало, вновь повернулся к доске, взял другой брусок мела и продолжил урок. Мы его зауважали, впрочем, и Вову тоже.
На большой перемене наши классы выстроили в школьном коридоре. Впереди шеренги учителей стояла Бумма Натановна. Она долго рассказывала о том, какими ленинцами-сталинцами нам предстоит стать прямо сейчас, сразу после этой перемены. Она почти закончила – финал речи прервал громкий стук барабанов. Кто-то сзади шеренги учителей несвоим голосом закричал: «К борьбе за дело Ленина-Сталина будьте готовы!» Школьники догадывались, что происходит. Нам на шеи повязывали принесенные из дому красные галстуки, мы кричали «всегда готовы!», но не покидало чувство какой-то нереальности.
Опять застучали барабаны, и еще громче заскрипел горн. Под эти звуки, отдаленно напоминающие музыку, мы «с пионерским приветом» разошлись по классам.
Я чувствовал себя почти Павликом Морозовым, но судьба и Господь уберегли меня от соблазна кого-нибудь «заложить». Не успел я насладиться своим пионерством. Во время урока арифметики ко мне подошел учитель Иван Григорьевич и за какую-то шалость сорвал с меня красный галстук.
В статусе единственного октябренка среди пионеров была какая-то чарующая исключительность. Таким же изгоем, вероятно, чувствовал себя какой-нибудь крестьянин-единоличник, не принятый в колхоз или не пожелавший в него вступать. Я пересел на последнюю парту и стал рисовать карикатуры на учителей и учеников, отвечающих у доски. К этому положению вскоре привыкли все. Привык и я.
Интересно, что несмотря на отсутствие документального подтверждения принадлежности к ленинской пионерии, про мое исключение помнили несколько лет, и когда всех принимали в комсомол, про меня «забыли». Этот факт меня тоже не расстроил. Я и в самом деле успехами в учебе не блистал, а там собрания, заседания… Где на них запастись временем?