Записки нечаянного богача – 4 - стр. 33

– Ну да, – подумав, ответила дочь. Уже громче и без той прежней вибрации в голосе. И заёрзала на моей шее, очевидно, пытаясь принять нужную позу. В каких принято северным волчьим принцессам принимать дары чёрных антилоп – я не имел ни малейшего представления. Но, судя по тому, как улыбнулись Мсанжилэ и Мотя – Анна Дмитриевна сообразила лучше меня.

– Мать Куду просит тебя показать знак, Белый Волк! – перевела с бабкиного на английский Огонёк. И повела плечами под накидкой, пояснив для туговатых по вечернему времени туристов, что речь шла о дереве Лихтенберга, что по-прежнему чесалось нещадно.

Я шагнул ближе к их чёрному крылечку, снимая с шеи дочь, и поставил её на овальный щит-ступеньку рядом с Мотей. Толпа было загудела, и даже мужики под щитами что-то загомонили, но старая ведьма крикнула коротко – и тишина навалилась обратно. Дочь замерла испуганным зверьком под чёрными тонкими ладонями Огонька. Я подмигнул им обеим, стараясь успокоить и самому успокоиться. Заголяться на людях привычки никогда не имел.

Повернувшись спиной к баобабу, снял куртку и стянул футболку. Посмотрел на барахло в руках – и ничего лучше не придумал, как бросить под ноги. Ни плечиков, ни вешалки, ни завалящей спинки стула, чтоб развесить культурно, вблизи не было. Да и вдали, наверное.

Сзади загудели мужскими восторженными голосами воины-«ступеньки». И что-то снова скомандовала бабка.

– Покажи знак Мулунгу людям шамбала, Белый Волк с Севера! – голос Моти звенел.

Я обернулся к ним. И за спиной поднялся настоящий шторм. Чёрное море бушевало, выло, визжало и гремело. И продолжалось это несколько минут, пока снова не начали гулко стучать большие барабаны, повинуясь жесту Мсанжилэ. Народ шамбала затих, как по команде.

Я опять подмигнул дочери, что стояла с разинутым ртом и глазами, показывая, что всё в порядке и бояться по-прежнему нечего. А потом сморщил нос и клацнул зубами – мы так с детства с ней играли. Аня подняла верхнюю губу и зарычала, а потом рассмеялась, как всегда, когда я изобразил испуг от её «страшного рыка». Мотя и бабуля за нашими с дочерью играми смотрели во все глаза, с интересом, но каким-то довольно тревожным. Видимо, в семьях Куду не было принято рычать и щелкать зубами. Козы, что с них взять.

Дерево на спине начало будто бы пощипывать. С каждым низким басовитым ударом барабанов вокруг, казалось, шевелились волосы на голове и всём теле. Вечер оказался критично богат на эмоции и впечатления, и заканчиваться пока не планировал. Казалось, что недавняя буря, что устроили шамбала позади меня, наполняла какой-то необъяснимой силой, энергией. Вспомнилось, что почти так же я себя чувствовал на берегу Индигирки, когда Зинаида Александровна, большуха рода Кузнецовых, прокричала свой алгыс, пожелание добра, адресуемое только самым близким, которое следом за ней повторил и я. Воспоминания о ней, о Васе-Молчуне и его дочке Дайяне, о счастливых людях, ставших тоже моей семьёй, запустили в хоровод крупные мурашки по всему телу. Аня с Мотей, как и бабка позади них, не сводили с меня глаз. И если у дочки они были гордо-счастливыми, то Мсанжилэ с внучкой явно выглядели испуганными. Присмотревшись внимательнее, я заметил знакомый жёлтый блеск в зрачках Анюты. И порадовался, что она больше не пугалась этого, как тогда, а яхте у Второва.