Записки на кардиограммах - стр. 19
– Ты не много масла-то положил?
– Нормально. «Кашу маслом не испортишь», – сказал байкер, выливая отработку в гречиху.
– У нас, кстати, сегодня был байкер. Скользко, на повороте повело, и готово: колено в хлам. Штаны кожаные – задолбались по швам пороть.
– Так порезали бы.
– Жалко.
За столами сидели вплотную.
– А Пашку с Егоркой сегодня в сериале снимали.
– Труп увозили?
– Угу. Все как обычно: минуту как застрелили, и уже криминалисты роятся.
– Ха!
– Ну. Приезжает скорая, всех подвигает, хвать убиенного – и след простыл. Шесть дублей. Мы режиссеру говорим: уважаемый, мы покойников возим, только если смерть в машине произошла, всем остальным вызывается труповоз. А на убийстве скорая ментам вообще не указ. Наш номер шестнадцатый: констатация, направление в морг, отзвон – все.
– А он?
– А он, сука, очки снял, дужку так задумчиво покусал и говорит: да-да, конечно, но мы все-таки снимаем кино, а это совершенно другой мир. Пусть будет по-преж нему.
– Во придурок!
– Не говори. Больной на всю голову.
Динькнул звонок. Бирюк, обжигаясь, пробалансировал через кухню с налитой до краев тарелкой.
– Они такие. Снимали как-то, в очередной раз, так там, по ходу, подходит бригада к телу, открывает че модан, а у него на крышке – голая баба. Артисты у них свои, чемодан тоже – от нас им только машина да куртки форменные. Ну, и такая подстава! Мы к режиссеру: дяденька, не позорьте нас и сами заодно не позорьтесь. Вот, смотрите, наш чемодан – места живого нет. Хотите, вам отдадим? Знаешь, что он ответил? Не, говорит, оставим, а то шарма не будет!
– Им, мудакам, лишь бы шарм. Помню, журналиста прислали. На обычные вызова не ездил, все криминала ждал. Мы ему: родной, покатайся с нами, асоциалов нюхни, салон от крови отмой на морозе. На топчане поспи в фельдшерской – десять рыл в комнате…
Это сильное испытание, особенно если в смене одни мужики. Впечатление такое, будто на псарне спишь – в смысле звуков и запахов.
– … а утром мы тебе свои бумажки покажем, расчетные – обхохочешься. А он нам: мы на эту тему уже писали, а сейчас нас другое интересует. И как раз Сильвера с Пашкой на падение с высоты дергают. Он сразу: «Я с вами!» – и давай «кэнон» свой расчехлять. Ему говорят: друг, это некрасиво, там люди кругом. А он: не дрейфь, пацаны, все пучком будет, я из-под руки сниму, скрытой камерой типа.
– Послали?
– Само собой. А через месяц перестрелка в метро, и он нас с головы до ног обосрал: «И, как обычно, скорая приехала только спустя час после выстрелов…» Урод! Ребята с Одиннадцатой впереди ботинок примчались, стояли, ждали, когда скажут: идите, можно!
Блинчики подрумянились. Северов разложил их на двух тарелках, сервировав ножами и вилками. Ели, пили чай, слушали.
– … автуха у ЛМЗ, лобовое, в жестяной блин оба. Там рядом пожарка, они через минуту были, а потом мы всей станцией подтянулись. Четверо пострадавших, и все живы, врубись? Так даже не ждали, пока машины порежут: катетеры в шею ставили, капельницы через окна тянули…
Да-а, круто было – до сих пор вспоминают.
– … втиснешься внутрь, вену в темноте ищешь, а над головой кузов кромсают: хруст, скрежет, стекло сыплется – усраться!
– И все в бензине кругом. Пожарные это дело снимали, а потом стоп-кадр в КП. И текст: тыры-пыры, пока пожарные пробивались сквозь искореженное железо, спеша на помощь к кричащим людям, привычно-неторопливая скорая дружно дрочила поодаль.