Размер шрифта
-
+

Записки на кардиограммах - стр. 18

– И читать можешь?

– И писать тоже. Заодно и французский освоил – это ж колонии бывшие, два языка государственных.

– Клево. Звонить?

– Давай. Обедать-то не пора еще?

– Самое время.


Но на обед не пустили – услали подобрать тело на Арсенальной. Там, на остановке, уткнувшись мордой в снег, лежал пьяный. Рядом скучал мент.

– Привет. Что скажешь?

– Вот, лежит.

– А чего хмелеуборочная говорит?

– А она не возьмет – битый.

Лоб и щека пострадальца сочились царапинами. Из ноздрей ниспадали мутные, зеленые сопли.

– Хорош, чертяка! Точно не возьмут?

– Сто пудов. Хоть одна ссадина – наш.

– М-да. Он с документами?

– Я не смотрел.

– Так посмотри.

Сержант с отвращением зашарил по мокрым карманам. Извлек закатанный в пластик пропуск.

– О, ваш коллега!

– Ну-ка, ну-ка, дай-ка. Стародубцев Михаил Дмитриевич, больница Сэвэ Георгия, отделение терапии… Кладем.

Загрузили, задвинули, включили печку.

– К Сент-Джорджу, плиз!

– А если не возьмут?

– Да куда они денутся – своего да не взять? Э, але, тихо там!

Попавший в тепло терапевт, пытаясь подняться, махал конечностями, будто космонавт в невесомости. В расстегнутой сумке звякали порожние банки.

– С дежурства шел, хороняка. Интересно, мент его пощипал?

– Не. Сумку, похоже, только просканировал. Будем актировать – увидим.


В приемнике откровенно скучали.

– Во, явились. Че привезли-то?

– Доктора вашего, с терапии.

Встревожились.

– Елен Ванна, там доктор ваш… С чем?

– Асфальтовая болезнь, общее переохлаждение.

Вкатили.

– Ё-моё, он же сегодня нормальным ушел!

– Ну, стало быть, не дошел, сморило. Так что – берете? А то мы его сейчас в Третью Истребительную[12] пере кинем.

– Берем, конечно.

– Тогда актируйте, а то потом скажет, что часы от Картье сперли, миллион наличными и бриллиант «Кохинур».

– У нас аванс сегодня.

– А-а, ну тогда все понятно. Святое дело: с устатку, после суток, с аванса… Бабло, кстати, на месте?

– На месте, – сестра поковырялась в размокшем бумажнике, – не все пропил, засранец. Лежи, волк позорный. Стыдуха какая!

– Да ладно, чего вы – ну, не рассчитал человек, бывает.

В подтверждение сказанного Миша Стародубцев, горя глазами, что-то горячо и нечленораздельно озвучил.

– Видите? Человек, можно сказать, не в себе, а и то понимает. Скажи, Мишань?

– Н-ну-д-к-т-ы-ш-х-х-с-с-с.

– Во. Ладно, заболтались мы с вами. Звони, Лар, пора еду есть. Горячую.


– У тебя чего на обед?

– Пока ничего. Заехать надо.

– Мне тоже. Давай, Володя, к Столбам.

Вова Бирюк молча кивнул и подрулил к грязно-желтому, пленными немцами строенному особняку. Внут ри, меж колонн, светился маленький продуктовый. Народу было немного. Уборщица выводила на полу затейливые узоры.

– Что будем брать, Лар?

– Не знаю. Давай червячков и по куриной ноге.

– Червячки – это что, макароны, что ли, одноразовые?

– Ну да.

– Что-то мне не хочется. Давай лучше блинов возьмем? Шесть с мясом на первое и шесть с джемом к чаю. У тебя чай есть?

– Да чай-то есть. Блины дорогие.

– Не бери в голову. С мясом и с абрикосовым джемом, пожалуйста. Масло есть?

– Не знаю. Есть, по-моему.

– Еще пачку «Валио», будьте добры.

– Слушай, да, по-моему, есть масло.

– Да ладно. Будем потом бегать, искать… Не пригодится нам, пригодится кому-нибудь. На крайняк бутеры забацаем вечерком.


Народ обедал. Все собрались одновременно и теперь, в ожидании очереди, стояли у микроволновок. На двух конфорках грелись в мисках супы, две других оставались свободными, и Северов, распустив масло на сковородках, приступил к жареву.

Страница 18