Записки человека из Атлантиды - стр. 12

Чуть позже меня стали записывать в кружки при Дворце пионеров. Здесь тоже все было не гладко. Для спортивных секций я не подходил. Ведь они были нацелены на подготовку олимпийских чемпионов, а не на развлечение деток. Так, перед отбором в секцию фехтования, кандидатов просили прыгнуть туда обратно через скамью. Некоторых из них спрашивали, являются ли они левшами. Что означало это слово я не знал, но твердо решил, что если мне зададут этот вопрос, то скажусь левшой. К сожалению, меня даже не удостоили вопросом. В яхт-клуб меня не приняли из-за очков. Одним словом, в профессиональном спорте меня поджидало сплошное разочарование. Наблюдать как прыгают, бегают и играют в футбол другие мне всегда было страшно скучно. Из спортивных шоу я смотрел только закрытие Олимпиады-80 в Москве и несколько футбольных игр «Зенита» в 1984 году, когда команда стала чемпионом СССР.

В технические кружки я записывался, но ходил не более двух раз. Меня раздражало, что в секции ракетостроения на первых занятиях вырезали дурацкие поделки из картона, запускаемые при помощи резинок, вместо того, чтобы немедленно начать строить ракеты на Марс.

В целом же моделирование было одним из любимых хобби моего детства. Ему я предавался дома, на даче и в саду Шерметьевского дворца. В то время он был закрытой ведомственной территорией, но я – сын и внук двух сотрудников ААНИИ – все-таки попадал на его территорию. Сад тогда был другим. По его центру проходила широкая аллея, завершающаяся стелой с именами сотрудников института, погибших в годы войны. Чуть в стороне от аллеи можно было видеть бюст Амундсена, подарок норвежских полярников советским коллегам, а совсем рядом со входом во дворец стояла белая ваза на гранитной тумбе. Около нее на скамейке сидел я и клеил подводную лодку «Северянка».

Несмотря на любовь к прогулкам и путешествиям, я все-таки рос очень домашним ребенком. Окруженный любовью и заботой единственный сынуленька попадал в зону комфорта сразу же переступив порог квартиры. Мы жили в 34-ом доме по набережной реки Фонтанки. Сегодня это Литейный проспект 51. Первые три года моей жизни прошли в двухкомнатной 11-ой квартире, но потом мы получили еще одну комнату, совершили обмен и переехали в трехкомнатную 20-ую квартиру в том же доме. Две комнаты квартиры выходили в сад Шереметьевского дворца, еще одна комната – в маленький дворик с помойными баками, который все так и называли – «помойка». Сначала я жил в одной комнате с мамой, но когда мне исполнилось пять лет была сделана перестановка, в результате которой мама получила комнату с видом на мусорные баки, бабушка с дедушкой обосновались в гостиной с окном в сад, а вторую комнату – напротив будущего Музея Ахматовой – получил я. В остальном все было просто – санузел раздельный, дом кирпичный, рядом с метро, центр.

Зачем я пишу такие подробности? Просто для информации, что не все советские дети росли в бараках, «хрущевках» и коммуналках. Из всех друзей моего детства в коммунальной квартире жил только один человек.

«Повседневная жизнь советской семьи» в конец 70-хх – начале 80-хх годов ХХ века была вполне патриархальной и буржуазной. Мой дед и мама шли в институт, благо работа находилась в том же дворе. В 18.00 они возвращались домой и все садились обедать. Бабушка вела хозяйство и накрывала стол. Я почему-то отлично помню огромную дедушкину кружку с компотом, которая всегда ждала его прихода. После позднего обеда родители смотрели телевизор или читали «толстые» журналы – «Знамя», «Нева», «Октябрь», «Новый мир». Иногда мама с переменным успехом пыталась что-то шить на немецком «Веритазе». В целом, такая идиллия органически смотрелась бы и в XIX веке.