Залесье - стр. 36
Но то ли мастеру наскучило молчаливое одиночество, то ли он решил взбодрить засыпающего помощника – старик развернулся и неожиданно спросил спутника:
– Скажи, парень, а почему ты решил стать некромантом?
Юноша вздрогнул и захлопал глазами – молодой маг никак не ожидал, что господин Мортимер захочет говорить с ним прямо сейчас.
– Ну, слушаю, – не отставал наставник.
Начинающий чародей постепенно пришел в себя, сладко зевнул и начал:
– Я потерял родителей рано, еще до войны. Но мне повезло: меня воспитывал дядя, сквайр Мандлез. Я жил в небольшом поместье в окружении пастбищ, лесов и пустошей. Самые счастливые и беззаботные годы. У дядюшки детей не было, и он во мне души не чаял. Но всему приходит конец. Когда началась война, сквайру было несладко. Ведь нужно снаряжать отряд в войско короля и самому откупаться от службы в армии. Угодья перестали приносить доход, а цены взлетели до небес. И вот однажды дядюшка пригласил меня к себе и сказал, что для моей безопасности мне нужно отправиться в приют святой Герхильды. Хоть я и был маленьким, но понимал: он просто хочет избавиться от лишнего рта. Выходит, любовь к чужим детям пропадает, как только пустеет кошелек. Так меня отдали на попечение монашек. Наступила голодная и жестокая пора. Меня били – как сестры, так и сверстники. Мы переезжали из города в город подальше от боевых действий. Наконец-то прибыли в Хендрик, где обосновались надолго. Но тальмарийцы пришли и туда. Их войско находилось совсем близко, и вот-вот должна была начаться осада. Городской совет велел нам срочно покинуть переделы Хендрика. Сестрам ничего не оставалось делать. Путь лежал на восток. Но на дорогах бесчинствовали банды тальмарийцев. Они грабили тех, кто пытался бежать. В лучшем случае забирали пожитки, но чаще еще и убивали всех поголовно.
Тэдгар тяжело вздохнул и немного помолчал. Видимо, рассказ заставил парня снова пережить те самые страшные дни, когда смерть буквально дышала в затылок. Мастер не торопил. Он всегда подозревал, что в судьбе жизнерадостного, веселого юноши имелось и черное время, жуткие события, которые он стремится вычеркнуть из памяти, но не может. Сэр Даргул прекрасно чувствовал людей и терпеть не мог недомолвок.
– Нам показали якобы безопасную дорогу. Но разве может хоть где-то быть спокойно в стране, охваченной войной? – продолжил молодой маг. В процессе повествования у него появилось чувство, будто он обязан изложить все-все наставнику, словно от этого горесть и боль от воспоминаний если не исчезнут, то хотя бы притупятся. – Нас посадили в телегу и повезли. Как сейчас помню: все молчат – и мы, и сестры, – лишь тихо похрапывают лошади, стучат копыта и скрипят колеса. И вдруг они. Тальмарийцы показались спереди и сзади. Воины обступили повозку и наставили на нас глефы, алебарды, копья, боевые косы. Мне даже показалось, будто на некоторых лезвиях видны следы засохшей крови. Монашки пытались вразумить нападавших, но те только смеялись. Внезапно из леса со всех сторон появились какие-то люди. Они шли, пошатываясь, иногда падали, а потом продолжали ползти. Я не сразу понял, что они мертвые: одежда пропитана кровью, глубокие раны, отрезанные руки, носы, уши, ноги, а у кого-то и голова. Это были жертвы тех самых нечестивцев, что теперь хотели перерезать нас.