Закон Черного сталкера - стр. 23
Однако Настя быстро справилась с собой. Остановилась и сказала:
– Я хочу его увидеть.
– Не надо тебе на него смотреть, – мрачно проговорил Фыф. – Оно даже мертвое внушает ужас.
– Я хочу увидеть своего ребенка, – упрямо повторила кио. – И если ты еще раз попробуешь очистить мне память, я тебя просто убью. Поверь, шам, я тебя люблю, но свое дитя мне дороже всего на свете.
Фыф тоже любил Настю. Вот такую – упрямую, дерзкую, отчаянную и безумно красивую. Сейчас даже больше, чем раньше. Кожа металлического цвета шла ей, она казалась похожей на серебряную статую. Богиню, сошедшую с пьедестала и каким-то чудом ответившую взаимностью на его чувства…
– Хорошо, – сказал Фыф. – Ты его увидишь. Мы вернемся, похороним его, а после уйдем домой, в мир Кремля.
– Я согласна, – кивнула Настя.
А шам уже смотрел своим ментальным взглядом на то место, куда вышвырнул комок чего-то мертвого, странным, необъяснимым образом внушающего мерзкий, липкий страх, который начинал ворочаться внутри при одном лишь взгляде на него. Такого Фыф не испытывал никогда, потому и зашвырнул его подальше.
Но сейчас этого куска мертворожденной плоти уже не было там, где ему следовало находиться. Шам недоумевал. Жрать эту пакость не станет даже самый примитивный мутант, сходящий с ума от голода. Так куда ж она подевалась?
…А она никуда и не делась. Просто этой мертвой субстанции не нравилось, что кто-то пытается ее найти, вот она и заблокировала ментальные волны шама, показав тому, что на серой траве Зоны ничего нет.
Хотя это было не так.
Через несколько минут после ее падения на землю к ней, трясясь от ужаса, подошел лысый чернобыльский еж, которого она просто всосала в себя, отчего немного увеличилась в размерах.
И ей это понравилось. Поэтому, немного подкрепившись, она продолжила.
Живые существа боялись, но беспрекословно подчинялись, идя на ее зов, – и исчезали в бугристой черной субстанции, питая ее и становясь ее частью.
Мертвое ненасытно. За четверть часа ее жертвами стали еще один еж, лесная крыса-мутант и два десятка червей.
Но этого было мало.
Она хотела есть. И расти. В ее случае это было одним и тем же. Но поблизости больше не было ничего съедобного. А значит, нужно было учиться двигаться.
Кривое подобие конечности, данное ей при рождении, немного подросло, став похожим на изломанное щупальце. Но этого хватило, чтобы передвинуться на несколько метров вглубь леса, где с пищей было получше.
Намного лучше!
Молодого кабана-мутанта привлекло шуршание в кустах, и он решил проверить, насколько съедобно то, что там возится. Сунул морду под куст – и ее немедленно облепило нечто скользкое и вонючее настолько, что мут заревел от омерзения и замотал башкой, пытаясь стряхнуть мерзкую субстанцию.
Но она прилипла намертво.
Более того, за несколько секунд она успела выесть глаза мутанта и проникнуть к нему в череп, где еды было просто навалом.
Кабан заревел, чувствуя, как нечто невыразимо ужасное пожирает его изнутри, но рев быстро перешел в предсмертный хрип. Мутант рухнул на землю и забился в конвульсиях. Но его мучения продолжались недолго. Кабан вздрогнул всем телом – и умер. А внутри него уже стремительно разрасталось нечто, получившее наконец вдосталь пищи для строительства собственного тела.
Растерзанные тела бандитов выглядели жутко. Их убили, обобрали, выпили кровь и съели плоть, выгрызая из мертвых тел самое вкусное – а именно сердце, печень и глаза. Я не разбираюсь в гастрономических изысках каннибалов, это мне Хащщ пояснил.