Размер шрифта
-
+

Закон Черного сталкера - стр. 26

– Ма… ма… ма… – хрипел сталкер, с видимым усилием переставляя ноги.

– Не напрягайся, милый, – улыбнулась Настя, направляясь навстречу. – Твоя мамочка идет к тебе.

– Не делай этого! – закричал Фыф.

– Только посмей мне помешать! – прошипела кио, повернув к шаму разъяренное лицо. – Ты и так уже чуть не убил моего ребенка!

Фыф взглянул в полные ярости глаза Насти, и из его огромного глаза выкатилась слеза. Он слишком сильно любил свою кио для того, чтобы поступить правильно. Сейчас Фыф был готов убить себя за то, что поддался минутной слабости, рассказав ей все.

И не только за это…

Шам догадывался о том, что сейчас произойдет, но у него не хватило духа во второй раз убить чудовище и очистить память Насти.

Потому что невозможно убить неживое.

Как и насовсем вытравить из головы матери память о ее ребенке…

Настя подошла к сталкеру, смотревшему на нее неживыми рыбьими глазами, и обняла его, как мать могла бы обнять свое дитя, которое встретила после долгой разлуки.

И немедленно изо рта, глаз, ушей несчастного, уже умершего человека, извиваясь, полезла чернота.

Это было похоже на множество щупалец чудовища, спешащего покинуть тесное жилище, в котором уже не осталось пищи. Оно торопилось, ему не хватало проломленных глазниц и разорванного до ушей рта. Поэтому монстр надавил изнутри стеснявшего его черепа – и тот треснул, освободив поток осклизлой субстанции, моментально облепившей голову Насти.

Фыф застонал и закрыл лапами свой единственный глаз. Он мог бы остановить этот кошмар одним движением мысли, отбросив любимую подальше от пакости, порожденной ею. Но он чувствовал, что сейчас, именно сейчас его Настя по-настоящему счастлива. Так, как никогда не была счастлива ни с ним, ни когда-либо еще. И шам не мог лишить единственное дорогое ему существо этого счастья, потому что знал – Настя никогда ему этого не простит. И сейчас единственное, что он мог сделать, – это не смотреть на происходящее.

Но и это ему не удалось.

Благодаря пыли Монумента Фыф при воскрешении достиг слишком высокого уровня, какой не снился даже Великим шамам, о которых среди его племени ходили легенды. И, пока что до конца не научившись управлять собственной силой, Фыф невольно видел внутренним зрением, как жуткая пакость быстро втягивается внутрь кио. Серебристое лицо Насти стремительно покрывалось неровной черной сеткой, похожей то ли на несимметричную паутину, то ли на трещины в неуязвимой танталовой коже.

Отключать свое внутреннее зрение шам пока не умел, поэтому он сделал единственное, что было возможно в подобной ситуации, – развернулся и бросился бежать. В мутировавший лес, под эфемерную защиту деревьев, подальше от жуткого места, где он потерял свою любимую, пожертвовавшую собой ради слепой материнской любви.

Он бежал, а внутри него ужас пережитого быстро сменялся ненавистью – не лучшим лекарством от горечи утраты, но единственно возможным для очень многих. Клин вышибают клином, одно сильное чувство гасится другим.

И сейчас Фыф ненавидел!

Себя за слабость, за то, что не смог скрыть от любимой страшную правду.

Захарова за то, что вернул к жизни его и Настю.

Но больше всего Фыф ненавидел человека, который не дал им умереть окончательно, из-за которого он и его любимая кио превратились в чудовищ.

Сталкера по имени Снайпер.

Страница 26