Загадка для благородной девицы - стр. 51
– Ну, что уж ты, Наташенька!.. – тут же возразила ей Людмила Петровна. – Ежели хочешь пить, так давай Дашутку позовем?
– Нет‑нет, я принесу! – Михаил Александрович, как всегда, только рад был исполнить прихоть Натали.
– Вот и славно, вот и славно! – захлопала она в ладоши. – А теперь следующий! – Зажмурив глаза, Натали вынула из вазы серебряный портсигар и важно сообщила: – Этому фанту я повелеваю… поцеловать меня!
Только после этого она открыла глаза и с наигранным удивлением посмотрела на портсигар:
– Кто же этот счастливец?
Все молчали, изумленные выдумкой моей подруги, а мне даже не верилось, что она говорит всерьез. Лишь не успевший еще уйти за молоком князь попытался что‑то сказать, но так и не смог.
И тут с премерзкой улыбкой заговорил Ильицкий:
– Андрюша, друг мой, кажется, это твой портсигар?
– Точно – мой, – не сразу отозвался Андрей и еще медленнее добавил: – спасибо тебе, Женя, что подсказал.
Я не сомневалась, что Натали подстроила это, но изо всех сил делала вид, что меня происходящее не трогает. Только глядела на Натали и ждала, что она хотя бы покраснеет.
Но та только забавлялась:
– Ну же, Андрей Федорович, смелее!
– Клянусь, я не встречал девушек, подобных вам, Наталья Максимовна, – ответил на это Андрей, имея в виду, наверное, ее смелость, после чего приблизился, взял ее руку и поцеловал.
Кажется, Натали была обескуражена, а я не сдержала улыбки – Андрей великолепен! Как он умудряется выходить из самых неловких ситуаций, не теряя своего обаяния?
– Я думаю, довольно на сегодня игр, – изрекла после этого поцелуя мадам Эйвазова, и я была с нею вполне солидарна.
– Нет, отчего же – напротив, наконец‑то становится интересно… – рассмеялся Ильицкий. – Можно, теперь я буду ведущим?
– Нет!!! – ответили ему несколько голосов сразу, включая даже его маменьку.
Но Ильицкий их словно не слышал, а только взял в руки вазу с оставшимися фантами, как будто прицениваясь к ее содержимому.
Больше всего мне в этот момент хотелось раствориться в воздухе, потому что я понимала – он не упустит возможности испортить мне настроение. На что угодно я готова была спорить, что Евгений Иванович достанет сейчас мою брошку.
И я даже изумилась, когда он этого не сделал.
– Чьи эти очаровательные женские часики? – вопросил Ильицкий, вынимая новый предмет. И тотчас отыскал взглядом Эйвазову, которая утомилась чтением стиха и теперь сидела подле окна, затягиваясь папиросным дымом. – Лизавета Тихоновна, я так сразу и не могу выдумать задание, достойное вашего залога… Часики‑то золотые, должно быть? – уточнил он.
– Позолоченные, – отозвалась Эйвазова со снисходительной улыбкой, – к тому же не работают. Можете оставить себе, Евгений Иванович.
– Фу, какая вы бука, Лиза, – в манере Натали отозвался тот, убирая, однако, часики в карман. И снова запустил руку в вазу.
Я снова напряглась, не сомневаясь, что на этот раз он точно вытащит мой фант. Но Ильицкий извлек на свет божий сережку, принадлежащую Натали. Подруга глядела на него исподлобья, справедливо ожидая châtiment[1] за все свои проделки. Но все равно смело признала сережку своей.
– Как долго я ждал этого момента… – хищно выхаживал вокруг нее Ильицкий. И наконец изрек: – Итак, повелеваю, дорогая кузина, вам на одной ноге проскакать из этого угла гостиной в тот.