Загадка для благородной девицы - стр. 44
– Лидия, не хотите ли к нам присоединиться? – снова повернулся ко мне Андрей.
Я взглянула на Натали и ответила:
– Нет, я только что с дороги и несколько устала.
И все же наблюдать за отвратительным поведением подруги, как будто разом забывшей все наставления наших воспитательниц, я больше не могла. Отвернулась и завела разговор с Дашей:
– А где же Василий Максимович? Ни вчера за ужином, ни сегодня его нет.
– Барин в город уехали, – поспешно отозвалась девушка, – но должны бы уже вернуться. Говорят, к обеду гроза будет – как бы не вымокли…
Она с волнением поглядывала в небо, на котором и правда потихоньку сгущались тучи. Впрочем, было еще достаточно солнечно.
Дашу я тоже разглядывала не без любопытства: и мадам Эйвазова, и Максим Петрович говорили про Дашу очень нелестные вещи, но мне она казалась неплохой девушкой. Ее неравнодушие к Васе заметно было издали, и никакой особенной «ушлости» в ее поведении я не видела. По крайней мере, мои просьбы она выполняла беспрекословно, все время была занята какой‑то работой по дому или ребенком и вообще держалась очень скромно. Например, сейчас мне казалось, что ее тяготит находиться здесь, среди господ, и она бы с удовольствием ушла, если бы не прихоть Натали.
Хотя не могу не признать, что девица она непростая… Пару раз, возвращаясь в свою комнату, я обнаруживала, что мои платья лежат не так, как я их оставляла, а мамина янтарная брошка – единственная ценность, которая у меня была и которую я хранила в шелковом мешочке на прикроватной тумбе, надевая лишь к ужину, – иногда оказывалась с расстегнутым замком или брошенной в мешочек как будто второпях. Очевидно, что мои вещи трогала именно Даша, но, право, я не видела ничего особенно дурного в том, чтобы рассмотреть понравившуюся вещицу поближе. Я и сама иногда до неприличия любопытна.
Пока мы говорили с Дашей, я не заметила, как на нашу поляну вышли под руку Лизавета Тихоновна и Миша. Князь, впрочем, мгновенно оставив Эйвазову, сорвался бежать за воланом, который Натали – нужно думать, нечаянно – забросила в дальние кусты. Мадам же Эйвазова подошла к столу с закусками, сказала что‑то хмурому Ильицкому и отщипнула ломтик от аппетитной на вид ватрушки. После этого Лизавета Тихоновна направилась к скамейке.
– Ступай в дом, Даша, довольно прохлаждаться, – сказала она подскочившей при ее приближении горничной. Говорила Эйвазова хоть и мягко, но возражения ее тон не допускал.
Девушка поспешно присела в книксене, вынула ребенка из люльки и, прижимая его к себе, немедленно ушла. От меня не укрылось, что Натали отвлеклась от игры и наблюдала за этой сценой с недовольством. Кажется, она даже хотела возразить Лизавете Тихоновне, но, видимо, вспомнила, что обещала быть к ней снисходительней, и сдержалась.
Провожая Дашу взглядом, Эйвазова заговорила со мной:
– Вы не завтракали с нами, Лидия, должно быть, теперь голодны. Отчего не идете к столу?
– Благодарю, но я позавтракала на кухне перед прогулкой, – солгала я.
– Если вас беспокоит присутствие Евгения Ивановича, – не слушала меня Лизавета Тихоновна, – то он сказал мне, что намерен играть в леток с Наташей и Андреем Федоровичем.
Я проследила, как Ильицкий действительно поднялся из‑за стола и, перебросив сюртук через плечо, направился к дому, даже не глядя на играющих.