Загадаю Тебя - стр. 6

Барышников сперва бледнеет, а после… лицо его покрывается крупными красными пятнами. Видно, что совсем не ожидал чего-то подобного. Шокирован.

– В вашей спальне лежит отравляющий твоё здоровье предмет. Маленький, чёрный и круглый, – невозмутимо продолжает она. – Найди его. Позвольте… Мне нужно идти. Ольга, молодого человека одного не оставляйте. Надо проследить за его состоянием. Корней Степанович, – поворачивается к дедушке, – не забываем, втираем настоечку через полчаса. Внучка поможет.

Обходит по дуге ошарашенного дядю Колю и исчезает за дверью, оставляя после себя неуютную тишину.

– Ёлка, – прочистив горло, произносит он. – Щас принесу. Ты ж хотела, Оль, – прячет глаза, отворачиваясь.

– Да не нужно, обойдёмся как-нибудь без неё, – делаю вид, что не расстроена.

В конце-концов, не виноват же он в том, что я свою ёлку вынужденно бросила в лесу.

– Отдам. Уже всё равно никто её не купит. Мне она на что? – открывает дверь и тоже уходит.

– Ой, яйца! – вспоминаю о том, что не сняла их с плиты и несусь на кухню. – Дед, а мама не звонила? – кричу будничным тоном, стараясь никак не выдать то настоящее, что сидит внутри.

– Нет, – доносится сухое в ответ.

– А почту сегодня приносили? Там ничего не было? Может, открытка… – лепечу с надеждой.

– Открытка, – повторяет он, вздыхая.

– Ну да, новогодняя, – пожимаю плечом и ставлю кастрюльку с яйцами под струю холодной воды. – Нет? Не было?

– Твоя мать-кукушка не находит времени на то, чтобы отправить сообщение, а ты про открытку, – он машет рукой и кривится.

3. Глава 2

Проводив Зулю, оставляю деда караулить Петровича, отправившегося за ёлкой. Сама же быстрым шагом иду в ванную. Открываю дверцу шкафчика, поднимаюсь на носочки и достаю оттуда аптечку, в которой храню средства первой необходимости.

Направляюсь в комнату, точнее, в гостевую спальню, как мы зовём её с дедушкой. Тихонько вхожу.

Нужно обработать парню лицо.

«А заодно и рассмотреть его получше», – ехидничает неугомонный внутренний голос.

Ну да. И это тоже. Одно другому не мешает.

Раскладываю на столе набор медсестры. Вооружившись антисептическим раствором, подхожу к кровати.

– Надеюсь, ты не против, если я немножечко тебе помогу, – наклоняюсь ближе и осторожно дотрагиваюсь до рассечённой брови. – Вот так… А теперь здесь, – обрабатываю серьёзную ссадину на скуле, пострадавший нос и разбитую губу.

Замираю на несколько долгих секунд. Скрупулёзно его разглядываю.

Красивый. Думается вдруг.

Нет, ну а что? Глупо не признать очевидное, когда лежащий перед тобой человек кажется идеальным. Даже в таком состоянии.

Он вдруг хмурится, и я растерянно убираю руки от его лица. С замиранием сердца жду, что вот-вот откроет глаза, и он открывает, однако тут же щурится от яркого света люстры.

– С возвращением, – улыбаюсь, обрадовавшись тому, что пришёл в себя.

Смотрим друг на друга с минуту, не меньше.

Не моргаю. И будто бы не дышу совсем.

Он же явно не понимает, где находится и почему.

Вообще, следовало бы объясниться, но слова отчего-то никак не желают складываться в предложения.

– Ооольга! – громко зовёт меня дед. – Ооооля!

– Сейчас вернусь, – обещаю перед тем, как покинуть комнату. – Деда, я здесь. Ты чего на весь дом кричишь? – спрашиваю, завернув на кухню. – Ой! Выключи скорее! – восклицаю, когда в поле моего зрения попадает плита с бурлящей кастрюлей, столбом выпускающей пар в потолок.