Загадаю Тебя - стр. 8
– Ты чего! – возмущённо на него зыркаю.
– А чего? – потирает рукой поясницу. – Коля сказал, что его мерен лямов семь стоит. Потому и позарились на него ипантеевские. Куш решили сорвать. Новогодний.
– С каких пор дядя Коля у нас в иномарках разбирается? – цокаю языком. – Всю жизнь на отечественном авто ездит.
– Да тут и разбираться нечего. На морде написано, что он из этих.
– Из каких?
– Из тех, кто поближе к кормушке, – поясняет, шагая вразвалочку. – Поди сын какого-нибудь вора-олигарха.
– Дед…
– Откуда такая дорогая машина у сопляка? – сощурив один глаз, продолжает невозмутимо.
– Ну, во-первых, на морде у него написано только то, что его жестоко избили. А во-вторых, совсем неважно, кто он и чей сын. В эту минуту он просто человек, пострадавший по воле случая, – топаю за ним следом.
– Ээ, пострадавший! Мы идём к тебе! – сообщает громко. – О, Оль, а давай в заложники его возьмём? Пусть выкупают.
– Шутник ты у меня, дед, – качаю головой.
– Нате-здрасьте…
Останавливаемся на пороге.
Парень лежит, отвернувшись к стене. Одеяло натянуто по самые уши. Дышит, что немаловажно. Это можно распознать по мерно вздымающейся спине, если присмотреться.
– Ещё и свет на него впустую тратим, – ворчит дедушка и, протянув руку, щёлкает выключателем. – Между прочим, с первого числа опять тариф увеличивают. Скоты!
– Давай оставим его, пусть поспит, – аккуратно прикрываю дверь, чтобы не шуметь. – Зуля придёт, разбудим. Всё равно мы с тобой не врачи и ничем толком помочь не можем.
– Эта ведьма опять сюда явится?
– Да. Отвар принести обещала.
– Ой, мутная баба!
– Ну почему же?
– Взгляд, как у ядовитой змеюки. Глядит в самую душу. В нутро. Бабка твоя вот точно также на меня смотрела, когда пыталась выяснить, куда премию с завода дел.
Хохочу.
– Укладывайся. Надо растереть поясницу, да готовится к новогодней ночи, – снимаю с холодильника пузырёк. Через мутное стекло даже цвета содержимого не видно.
– Оливье и Шуба должны быть на столе, – тем временем наставляет он. – И та рыбная хрень.
– Бутерброды с горбушей. Сделаю, – выливаю на ладонь маслянистую жидкость.
– И беруши мои найди. Опять будешь Огонёк свой дурацкий смотреть. Заткну хать уши.
– Какой ты противный! Праздник ведь! Не смотреть же нам сегодня Охоту и рыбалку, дед? – активными массирующими движениями распределяю жидкость.
– А чего нет? Охота и рыбалка куда интереснее.
– Да уж конечно!
– Клянусь, вот как включала твоя бабка-мозгосос в девяностые эту дичь, так с тех пор ниче и не изменилось. Всё те же холёные, зажравшиеся рожи. Потише ты, Оля! – кряхтит, ойкнув.
– Перестань про бабушку говорить худо!
– Защитница отыскалась, – фыркает он. – А ты вот знаешь, что она тебя роняла? – огорошивает с ходу. Как умеет.
– Это многое объясняет, – поджимаю губы.
– Я вот, никогда не ронял тебя, Оль. Ни разу!
– Спасибо.
– Как с цацей с тобой вечно носился!
– И носишься восемнадцатый год. Я тоже люблю тебя, дед.
– Чё эт «тоже»? Я ничего такого тебе не излагал, – отрицает невозмутимо.
И вот вроде понимаю, обижаться не стоит. Знаю же, что любит, но хотелось бы… снова услышать эти слова. Испытываю какую-то нездоровую потребность. Бабушка, кстати, царство небесное, часто говорила, что любит. А теперь вот никто не говорит…
– Готово. Вставай, – отхожу в сторонку, вздыхая.