Забвение - стр. 32
– Я облегчил их страдания. Ты видел раны, Джеймс, – спокойно отзывается Ник и впервые поворачивается к нам, встречаясь глазами, – они уже были мертвы и мучились. Это… вынужденная мера.
– Вынужденная мера?! – Джеймс почти срывается, голос дрожит от ярости и отчаяния. – Ты вообще слышишь себя? Это были… дети… Всего лишь дети, Ник.
Его дыхание рваное, он едва удерживает равновесие со мной на руках.
Ник приближается, тяжёлые шаги отдаются в ушах. Он убирает пистолет вниз, но взгляд его колючий и неотрывный.
– Они держали оружие, – тихо отвечает он, – значит, они сделали свой выбор. Здесь нет невинных. Ни одного. И они были больны.
– Оружие? Это были столовые приборы… Всё-таки ты псих, – шипит Джеймс, сжимая зубы.
Тишина становится невыносимой.
Я чувствую, как Джеймс напрягается, его пальцы впиваются в моё тело, будто он готов встать между нами. Но он так и не делает шаг.
Взгляд Ника перемещается на меня, когда он произносит:
– Мне их тоже жаль, Джеймс, хоть я этого и не показываю. Но в нынешнем мире нет места для жалости, как и нет места для сомнения. А теперь… отдай мне Шоу.
– Нет.
– Нет? – Ник выгибает бровь. – Ей нужна помощь.
Я же смотрю на кровь. Она у него везде. Не только на одежде, но и на руках, и даже на лице.
Джеймс понимает, что сказал и что сейчас не время для выяснения отношений.
– Нужно остановить кровь, – Джеймс так и не передает меня Нику, а кладет на стол, с которого одной рукой скидывает все лишнее. Ножом он разрезает ткань, чтобы частично избавиться от неё, не снимая одежды.
– Раны небольшие. Ничего сложного. Остановим кровь. Шоу, всё будет хорошо. Оставайся в сознании. Будет больно.
Ник достает из рюкзака аптечку и протягивает ему со словами:
– Если ошибешься, то…
– Что? Застрелишь меня также хладнокровно, как и детей?
Ник молчит, лишь кидает в мою сторону обеспокоенный взгляд. Вероятно, парень понимает, что у Джеймса больший опыт в оказании помощи, чем у него, поэтому не спорит, когда в другой ситуации уже добился своего бы.
Джеймс берет в руки определенные предметы и ими начинает… штопать меня, перед этим обработав рану.
Я терплю, вырывается только мычание, а Ник держит меня, чтобы я не дергалась, хотя при всем желании не факт, что получилось бы.
Он смотрит мне прямо в глаза. И я знаю, что парень там ищет. Признаки осуждения. Того поступка, что он сделал.
Да, Джеймс не понимает и был удивлен такому исходу событий с детьми.
А я? Что я?
Я уже знала. Ещё тогда, когда в прошлый раз нас с Ником чуть не застрелил мальчишка и когда Ник признался, что убил бы его.
Я видела сомнения в нем, да, всего лишь капли, но оно было. А ещё решимость и готовность пойти до конца.
Поэтому сейчас я не испытала удивления, лишь страх от осознания, что он всё-таки сделал это.
Пытаюсь понять, правда, и даже частично понимаю… Ведь, ранения у одного из тех мальчиков было слишком ужасным. А что насчет второго? Мы же не знаем наверняка.
И мыслями отвлекаться легче, когда отчетливо чувствуется манипуляции с ранами.
Пальцы Джеймса дрожат, губы плотно сжаты, и он не поднимает взгляда на Ника.
Последний молча прижимает моё плечо к столу, его ладонь тяжёлая и тёплая, и я чувствую, как будто он специально делает это чуть сильнее, чем нужно, чтобы боль отвлекала меня от вопросов. Его взгляд не отрывается от моего лица.