Юный служитель - стр. 40

– Нет-нет, он очень бережёт свою шляпу – ответил Сэм, – И, как завершающую деталь.

– Значит, это не он мог быть, я встретила его на задворках Тиллилоса, – сказала Феми, – хотя, как и он, это был он. Он вернулся, когда увидел меня.

Пока Феми рассказывала свою историю в тенаментах, Мейсон Бакстер, стоя у окна, выходившего в его сад, кричал: «Что это у меня во дворе?» Ответа не последовало, и Бакстер закрыл окно, под впечатлением, что разговаривал с кошкой. Мужчина в кепке вышел из угла, где сидел на корточках, и украдкой нащупал что-то среди капусты и гороховых палочек. Однако его больше не было, и постепенно он удалился с пустыми руками.

– Плащ египтянки найден, – сказала Маргарет Гэвину на другой день, – Мейсон Бакстер нашёл его вчера днём.

– В его саду? – поспешно спросил Гэвин.

– Нет, в карьере, по его словам, но, по словам Джин, известно, что сегодня он не был в карьере. Некоторые, кажется, думают, что цыганка отдала ему плащ за то, что он помог ей бежать, и что он отдал его, чтобы не попасть в затруднительное положение.

– Кому отдала, матушка? – спросил Гэвин.

– Полицейскому.

– И Юдолевый отправил его обратно в Холливелл?

– Да. Он сказал Джин, что сразу же отправил его, сообщив, что каменщики нашли его в карьере.

На следующий день был День Седьмой, когда Гэвина на кафедре ожидало новое испытание, о котором теперь нужно сообщить; но это не имело ничего общего с плащом, конец которого я могу записать. Юдолевый не отправил его владельцу. Об этом позаботилась его жена Мегги. Через несколько месяцев после бунта она снова появилась в Трамсе ради пары выходных брюк для сыновей Джеймса и Эндрю.

В полдень следующей субботы, как я уже сказал, за кафедрой Старой шотландской церкви произошло нечто странное. Прихожане, несмотря на свои проблемы, мусолили это несколько дней, но, если бы они заглянули внутрь, они наплели бы ещё чего-нибудь, пока не остановились на служителе. В то время эта история озадачила меня, и ради египтянки я бы не стал упоминать о ней сейчас, если бы она не была одной из вех Гэвина. Он включает первую из его памятных проповедей против женщины.

В тот день меня не было в здании старой шотландской церкви, но я слышал накануне вечером проповедь, и это, я думаю, не менее хорошая возможность показать, как сплетни о Гэвине дошли до меня здесь, в здании школы долины. С тех пор, как в особняк приехали Маргарет с сыном, я сдержал клятву, данную себе, и стал избегать Трамса. Лишь однажды я рискнул подняться на место церковного сторожа, а затем, вместо того, чтобы занять свое старое место, четвертое с кафедры, я сел возле тарелки, откуда мог смотреть на Маргарет, а она меня не видела. Чтобы избавить её от этой агонии, я даже ускользнул, когда было произнесено последнее слово благословения, и моя поспешность возмутила многих, потому что среди членов старой шотландской церкви не принято быстро выходить из храма, как безбожным раскольникам (и церковному сторожу ненамного лучше), у которых шляпы в руках, когда они встают для благословения, так что они могут сразу выливаться, как прорвавшаяся плотина. Мы садимся на свои места, смотрим прямо перед собой, прочищаем горло и протягиваем руки нашим женщинам, держащим наши шляпы. Со временем мы выберемся, но я никогда не знаю, как это сделать.