Юный служитель - стр. 2

Когда Гэвин прибыл в Трамс, он был таким же как я сейчас, ибо жизнь перед ним расстилалась неисписанными страницами. И всё же он был не совсем таким, как я. Жизнь каждого как дневник, в котором автор пишет свою историю, и каждый по-своему в час смирения подводит итог, сравнивая то, что получилось, с тем, что чётко планировалось. Однако биограф видит последнюю главу едва начав первую, а мне необходимо всего лишь вывести чернилами то, что Гэвин набросал карандашом.

Как часто женщина грёз способна преобразить мужчину в начале его жизненного пути? Так уж устроены мужчины, что именно у них жажда идеала выше собственного сознания, пока однажды не повеет чудом, и взгляд девушки не остановится на нём. Юноша до конца не осознаёт, что особа коронована им же самим, к тому же, если девушка так же чиста, как и он сам, то их любовь обретёт форму идолопоклонения, что будет не так уж неблагородно. Ведь это соединение двух душ на их пути к Богу. Но если женщина оплошает, не выдержав испытания мужчины, тот сразу пробудится от грёз. Чем благороднее его идеал, тем скорее он скатиться вниз по неправильной дорожке, а в погоне за мелочами вообще далеко не уйдет. Теперь его любовь рискует потонуть в страсти, возможно, только замарав крылья, чтобы снова очиститься и взмыть вверх, но может и просто утонуть…

Бэбби, что мне сказать о тебе, заставившей меня описать эту историю? Не мне тебя судить. Не смеяться же над студентом, который за книгами увлёкся песней дроздов в безумную ночь, вроде той, которой ты в своём танце ворвалась в жизнь Гэвина, ведь у вас с ним больше общего, чем со служителями старой шотландской церкви? С каждым твоим шагом приближалась радость жизни, а твой напевный голос задавался лишь вопросами любви.

Тебя породила летняя ночь, давшая свободу птицам, ты крещена луной, ослепляющей мужчин своим мягким светом. Не только наш юный служитель был сражён тобой в самое сердце, вновь пережив своё детство. Взгляд на тебя справедливо дарит радость, а помыслы о тебе возвращают в юность. Даже те, кто называл тебя юной чертовкой, в числе коих и я, признавались, что в конце концов и у тебя была христианская душа, хотя и не с самого рождения. Говорили, будто ты украла её, чтобы стать настоящей. Но снова повторю, не мне тебя судить, а едва представлю тебя такой, какой Гэвин увидел тебя впервые: босой ведьмой, танцующей до упаду, с гроздью рябины в чёрных волосах, с драгоценным перстнем на руке – какого юный служитель не смог бы купить и за пять лет тяжёлого труда, и тень покидает мои сомнения на этих страницах – я нисколько не удивляюсь, что Гэвин полюбил тебя.

Часто я напоминаю себе, что это история Гэвина не моя история. И всё же в некотором роде она и моя тоже, я и о себе могу порой так сказать, но не по своей воле, ибо моей маленькой трагедии пора умереть от старости. Я так долго держал её при себе, что теперь остался в одиночестве её могилы. Это правда, что, когда я услышал, что назначен новый служитель, я надеялся, что в этот день жизнь, разбитая в Харви, может быть исправлена в Трамсе, но двухминутный разговор с Гэвином показал мне, что Маргарет утаила от него тайну, которая принадлежала ей и… мне, таким образом выбив почву из-под ног моих тщетных надежд. Я не винил её тогда, не виню и сейчас, разве обвиняющего можно назвать другом? И я с горечью посматривал на их белый домик среди деревьев, сознавая, что не должен ступать туда. Ради Маргарет мне стоило держаться в стороне, но это новое испытание было похоже на наше расставание в Харви. Я думал, что за эти восемнадцать лет мои страсти перегорели и потонули как корабль в бурю, но я снова страдал, как и в ту ужасную ночь, когда Адам Дишарт не вернулся, почти убив Маргарет и единым часом разрушив все мои амбиции под корень. Я ждал в Трамсе, пока не заметил Маргарет, считавшую меня умершим, и Гэвина, который никогда обо мне не слышал, а потом… поплёлся обратно в школу. Что-то о них я слышал время от времени в течение зимы, ибо сплетни Трамса мне хорошо известны, но большинство из них не стоит обсуждать здесь, и я лишь потом узнал, кто осведомлён лучше всех. Гэвин слышал обо мне временами как о приходском учителе из долины, который перестал посещать старую шотландскую церковь, и Маргарет даже не подозревала обо мне. И это всё, что я мог для них сделать.