Янки при дворе короля Артура - стр. 29

Солнце уже взошло, король и весь двор собрались чтобы видеть меня, правила этикета не позволяли медлить дальше. Сесть на лошадь самому было, конечно, немыслимо; если бы вы и сделали попытку, то тотчас же разочаровались бы. Меня подняли, как человека, пораженного солнечным ударом, посадили на лошадь, выпрямили и вставили ноги в стремена. И все время я чувствовал себя так же странно, как должен чувствовать человек, которого внезапно женили, или которого оглушило молнией, или с которым случилось что-нибудь в этом роде. Я не был в состоянии ни повернуться, ни владеть членами, точно оцепенелый и окаменелый. В руку мне всунули мачту или то, что они называют копьем, продев его в отверстие у левой ноги; на шею мне повесили щит, и таким образом я был приготовлен к тому, чтобы сняться с якоря. Все были очень добры ко мне, а одна девица высокого звания дала мне собственный кубок на прощанье. Теперь мне только оставалось обнять рукой странницу, которую посадили сзади меня на седло.

Итак мы отправились. Все кричали нам прощальные приветствия, махали платками или шлемами. Когда мы спускались вниз по холму и ехали деревней все, попадающиеся на встречу, почтительно кланялись нам. Только оборванные мальчишки за околицей встретили нас громким хохотом, комками грязи и насмешливыми восклицаниями.

– Смотри, какие уроды! Чучелы! – кричали они.

Я по опыту знаю, что мальчишки везде и во все времена были одинаковы. Они ни к кому не чувствуют почтения и никого и ничего не боятся. Они кричали – «проходи, проходи!» пророку седой старины, который смирно шел своей дорогой, они дразнили меня, исполняющего священную миссию средних веков, совершенно также поступали они и во времена Бухенанского управления. Последнее я особенно хорошо помню, потому что был среди них и помогал им. У пророка были медведи, которых он пустил на мальчишек, а мне нужно было самому слезать с лошади, чтобы сражаться с ними, но я не решился на это, потому что без посторонней помощи не влез бы опять на лошадь. Плохо жить в стране, где не существует машин для поднятия тяжестей.

Вольно, легко дышится за городом. Было так хорошо среди лесной глуши это свежее утро ранней осени. С вершин холмов мы видели прекрасные зеленые долины, сбегающие вниз, с струящимися по ним ручейками, с группами деревьев там и сям или с громадными одинокими дубами, широко раскинувшими свои ветви и набрасывающими всюду темные пятна тени. А спускаясь в долины, мы смотрели на ряды холмов на горизонте, с вершинами, исчезающими в голубом тумане. Время от времени вдали мелькали белые или серые волнистые очертания зубчатых стен замков. Мы пересекали широкие просеки, блестящие от росы, бесшумно скользя, как тени, по мягким подушкам торфяной почвы. В сладкой дремоте проезжали мы, окруженные сказочным зеленым сиянием солнечных лучей, проникающих сквозь густую листву деревьев, а у ног наших играли и резвились чистые, холодные струи ручейков, прыгающих по мелким камням и убаюкивающих нас нежной гармоничной музыкой. А порой свет оставался позади нас, и мы погружались в торжественный и таинственный мрак вековых лесов. Где-то пели невидимые птицы, стучал дятел об ствол, жужжали насекомые, а над головой сплетались густые ветви, не пропуская ни луча солнца. Тайна окружала нас, пока вдали не начинали показываться проблески света.