Янки при дворе короля Артура - стр. 12
Но Кларенс не дал мне кончить, он бросился на колени и, казалось, готов был помешаться от страха.
– О пощади! Ты произносишь ужасные слова! Стены могут обрушиться на нас за эти слова. Возьми их назад, пока еще не поздно, раскайся!
Все это странное представление навело меня на хорошую мысль и заставило подумать. Если все здесь так искренно и до глубины души, как Кларенс, боятся Мерлина, считавшегося волшебником, то из этого человек с некоторыми преимуществами может извлечь несомненную выгоду. Размышляя таким образом дальше, я выработал план.
– Встаньте, сказал я Кларенсу. – Придите в себя, посмотрите мне в глаза. Знаете ли вы чему я смеялся?
– Нет, но во имя Пресвятой Девы Марии прошу тебя, не делай больше этого.
– Хорошо. Я все-таки скажу вам, почему я смеялся. Потому что я сам волшебник.
– Ты? – Мальчик отступил и затаил дыханье, заявление слишком поразило его. Но, вместе с тем, выражение его лица делалось все более и более почтительным. Я это отметил. Очевидно, шарлатан мог не иметь заранее известности в этом убежище для слабоумных. Народ готов верить на слово. Я начал:
– Я знал Мерлина семьсот лет назад, и он…
– Семь…
– Не перебивайте меня. Он умирал и снова оживал тринадцать раз, путешествовал каждый раз под новым именем: Смит, Джон, Робинзон, Якобсон, Петерс, Гаскинс, Мерлин-каждый раз новое вымышленное имя. Я знал его в Египте триста лет назад, знал в Индии пятьсот лет назад, он всюду попадался на моей дороге, был везде, где был я, он мне надоел. Он не стоит выеденного яйца, как чародей, знает несколько старых, всем известных, штук, и не идет дальше этой старины. Он хорош для провинции, но не может выдержать борьбу с настоящим чародеем. Теперь ступайте, Кларенс, я хочу быть вашим настоящим другом, и вы будьте моим. Вы должны сделать мне одолжение. Мне нужно, чтобы вы сказали королю, что я сам чародей, Великий Хай-ю-Мукамук, глава племени чародеев, и что я произведу бедствие в вашей стране, если намерение сэра Кэя будет приведено в исполнение, и мне будет причинен малейший вред. Согласны ли вы передать это от меня королю?
Бедный мальчик был в таком состоянии, что с трудом мог отвечать мне. Жаль было смотреть на это бедное создание-напуганное, расстроенное и сбитое с толку. Но он обещал мне сделать все, и я, с своей стороны, должен был обещать ему несколько раз, что останусь его другом, никогда не буду против него и никогда не поврежу ему своим чародейством. Затем он тихо побрел, держась за стенку, как больной.
Теперь только меня осенила мысль-как я был неосторожен! Когда мальчик придет в себя, он будет удивляться, как такой великий чародей, как я, мог просить мальчика, подобного ему, о помощи, чтобы выйти отсюда. Он сопоставит все, что я ему говорил, с тем, что есть на самом деле, и увидит, что я шарлатан.
Около часу сокрушался я над своей неосторожностью и ругал себя беспощадно. Но потом мне совершенно случайно пришло в голову, что ведь эти животные не обладают разумом. Они никогда ничего не сопоставляют, несоответствий для них не существует, это видно из всего, что я до сих пор видел и слышал. Я успокоился и ждал.
Но не суждено мне было успокоиться надолго, новые мысли снова стали мучить меня. Ведь я опять сделал ошибку. Я взбаламутил мальчика и послал его предупредить о своем намерении произвести бедствие. Народ, падкий до всяких чудес, будет жаждать увидеть их. Предположим, что меня пригласят для переговоров? Предположим, что меня спросят, о каком бедствие я говорю? Да, я опять сделал непростительную ошибку. Я должен был сначала придумать-это бедствие. Что я буду делать? Что я могу сказать, выдумать в такой короткий срок? Я снова был в страшной тревоге… Но вот, слышны шаги! Идут. Если бы я мог что-нибудь сейчас же придумать…