Янки при дворе короля Артура - стр. 10

В страшном испуге собака забегала с места на место, в сопровождении всех других, стуча и гремя котелком по каменному полу и задевая им обо все, что попадалось на дороге. Поднялся настоящий хаос. Шум, грохот и возня разбудили всех, и все, дамы и мужчины, хохотали до слез, в припадке смеха сваливались с мест и катались по полу. Совершенно так бывает с детьми. Сэр Динадан был в восторге от своей выдумки и до утомления рассказывал о том, как бессмертная идея пришла ему в голову. И как все шутники подобного рода он смеялся больше всех и дольше всех над своими собственными остротами. Он разошелся до того, что произнес спич – юмористический спич. Мне кажется, я всю жизнь не слыхал столько старых заезженных острот, как в этот раз. Он был хуже странствующего певца, хуже клоуна в цирке. Было как-то грустно сидеть здесь, за тысячу триста лет до моего рождения, и слушал жалкие, плоские, избитые остроты, которые не казались мне смешными, когда я был мальчиком на тысячу триста лет позднее настоящего времени. Но, очевидно, было невозможно услыхать здесь более новую шутку. Все смеялись над этими древностями, что, впрочем, мне случалось видеть и в более позднем времени. Но самый главный зубоскал, мой сосед паж не смеялся, то есть он зубоскалил, здесь не было ничего, чего бы он не осмеял, но иначе. Он говорил, что большая часть шуток сэра Динадана прогнили, остальные окаменели. Определение «окаменели» мне понравилось, я даже сказал, что такого рода шутки можно отнести к одному из геологических периодов. Но мое определение было пустым звуком для мальчика, так как в те времена геология не была еще изобретена. Все это я принял к сведению и рассчитывал воспитывать страну, если мне удастся выпутаться. Не следует выбрасывать вещь за окно потому только, что на нее нет еще спроса.

Встал сэр Кэй и снова пустил в ход свою мельницу, пользуясь на этот раз мною, как топливом. Теперь он рассказывал, как встретил меня в далекой варварской стране, где все мои соотечественники одеты в такую же смешную одежду. Одежда эта заколдованная и защищает носящих ее от вражеских рук. Однако, при помощи молитвы, ему удалось уничтожить чары, и он убил тринадцать рыцарей, бывших со мной, в трехчасовой битве и взял меня в плен, пощадив мою жизнь, чтобы представить как чудо королю и двору. Говоря обо мне, он употреблял все время самые лестные названия, вроде следующих: «этот чудовищный великан», «это ужасное страшилище с башню», «этот людоед с когтями и клыками, пожирающий людей», и т. п. Все эти эпитеты он произносил с необыкновенно наивной уверенностью, без улыбки и, казалось, совершенно не замечал явного несоответствия между своими описаниями и мной. Дальше он рассказывал, что, спасаясь от него, я одним прыжком вскочил на дерево в двести локтей вышины, но он сбил меня оттуда камнем величиной с корову, который перебил мне почти все кости, и, наконец, привез сюда, чтобы представить ко двору короля Артура. Закончил он тем, что приговорил меня к смерти, в полдень 21-го июня. Он произнес это настолько равнодушно, что даже остановился, чтобы зевнуть прежде, чем назвать число.

Скверно чувствовал я себя в это время. Едва ли я был даже в состоянии вслушиваться в споры о том, какого рода смерти меня предать. Недоразумения происходили из-за чар, находящихся в моей одежде. А одежда была самая обыкновенная, купленная в магазине готового платья за пятнадцать долларов. Однако я настолько еще соображал, чтобы отметить одну чрезвычайно интересную подробность: большая часть словечек и выражений, употребляемых так себе, между прочим, в этом благородном собрании первых дам и джентльменов страны, были таковы, что заставили бы покраснеть любого дикаря. Слово «неприличный», недостаточно для определения смысла таких выражений. Но я читал «Тома Джонсона» и «Родерика Рандома» и другие книги в таком роде, потому знал, что высокорожденные первые дамы и джентльмены в Англии не более ста лет назад еще очень мало изменились в смысле чистоты выражений так же, как и в смысле чистоты поведения и нравов соответствующих выражениям. В сущности говоря, только в нынешнем, девятнадцатом столетии, появились настоящие описания истинных леди и джентльменов Англии да и всей Европы прежнего времени. Предположим, что сэр Вальтер, вместо того, чтобы вкладывать свои разговоры в уста своих героев, заставил бы их говорить собственным языком? Мы услыхали бы от Рахили, Ивангоэ и изящнейшей леди Ровены такие выражения, которые смутили бы любого бродягу нашего времени. Как бы то ни было, для бессознательной неделикатности всякие вещи деликатны. Придворныекороля Артура не сознавали неприличия своих выражений, а я еще успел сохранить присутствие духа настолько, чтобы не указать им на это. Все были так смущены чарами, заключенными в моей одежде, что не могли успокоиться, пока Мерлин не предложил им самого естественного и простого средства для успокоения. Он спросил, почему же до сих пор не догадались снять с меня мою одежду? В одну секунду я был гол, как язык! Рассматривали меня и рассуждали обо мне так равнодушно, как будто я был не что иное, как кочан капусты. Королева Гунивера с наивным интересом изучала мою фигуру и сказала, в конце концов, что ни у кого не видала таких красивых ног, как у меня.