Яма - стр. 60
– Мама вылила бы тебе на голову суп, а папа спустил бы с лестницы, – пыталась пошутить.
Крепче сжала пальцы Сергея, ощущая, как его в ответ тоже сжимаются.
Больно.
Только эти побочные ощущения – сущий пустяк. Прилив эмоций требовал максимального контакта. Не переломать бы сдуру друг другу кости.
Страшно.
Но и это не останавливало.
– Почему ты не пришла? Испугалась? – спросил совсем тихо.
У Ники по телу дрожь пробежала, как случалось всякий раз, когда Градский понижал голос до шепота. В такие моменты казалось, что он не просто развлекается в ее компании. Чувствовала, будто действительно что-то для него значит.
– Пф-ф-ф, – отреагировала по привычке бойко, хоть голос и оставался хриплым. – Как придумаешь, Сережа… Никого я не боюсь. Просто спать мне хотелось больше, чем присутствовать на твоем дурацком празднике в толпе пьяных интеллигентов и балаболов.
Завелась. Сказала эмоциональнее, чем собиралась.
Градский наградил ее самоуверенной улыбкой. Помолчал, разглядывая и, тем самым, заставляя дрожать и рдеть от волнения.
– А я решил, побоялась того, что поцелую тебя.
Нику резко бросило в жар. Кожа огнем полыхнула. Сергей это, конечно, заметил и заулыбался еще шире.
– Проваливай, Градский, – буркнула, выдергивая руку. – Я спать хочу.
Отвернулась. Сжала перед собой кулаки. Пытаясь выровнять дыхание, уставилась невидящим взглядом в стену.
– Тогда подвинься. Я с тобой спать буду.
Молча показала ему через плечо средний палец.
– Доминика, – пробасил Сергей сердито. Полное имя – это уже предупреждение, но Нику подобными знаками не проймешь. В напряженные моменты умела фокусироваться только на своих чувствах. – Я просил, чтобы ты перестала так делать.
– Мне твои просьбы, знаешь ли…
Голос оборвался на высокой ноте, когда Градский небрежно пихнул ее к стене и улегся сзади. Пружины кровати зазвучали, как расстроенный музыкальный инструмент, и провисли на середине едва ли не до самого пола.
– Одеяло не тронь, – только и успела выдохнуть, когда тяжелая ладонь по-хозяйски легла на ее бедро. – Я голая.
От его наглости испытала настоящее потрясение, но, услышав позади себя задушенный выдох, едва сдержала нервный смех. Старшие Кузнецовы не проявили синхронного благородства, их смешки разбавили повисшую в комнате тишину.
Серега решительно поднял одеяло и, обнаружив на Нике темно-синюю пижаму, вздохнул с явным облегчением.
– Зачем так шутить, колючка?
– Ой, Сережа, спи уже. Будто еще осталось что-то, чем тебя можно удивить? У меня точно такая же анатомия, как у всех остальных женщин.
– Только ты, Кузя, еще не женщина, – тихо выдохнул прямо в ухо, чтобы лишь она слышала. Сумасшедшее волнение, как влетевший в грудь метеорит, окончательно разрушило мнимый внутренний баланс. Кожа, абсолютно вся, покрылась липкими пунцовыми пятнами. – В этом разница.
– Одеяло на место, растлитель, – выпалила слишком разорванно. – У нас в общаге – это вам не у мамы на печке! Холодно.
Тишина возобновилась. Только уснуть Нике никак не удавалось. Как бы плотно ни сжимала веки, как бы ни старалась выровнять дыхание, расслабить мышцы… Ничего не получалось.
Близость Градского, его рука на ее бедре, распространяющийся по воздуху аромат одеколона… Мука такая, что смерть, наверняка, спасение. Сердце уже рвалось наружу.
«Зачем же ты, Сережа?»