Яма - стр. 62
– Тебе недавно было холодно.
– А теперь – жарко.
Тяжело вздохнув, Градский откатился к краю узкой полуторки и замолчал.
«Обиделся?»
«Ну и ладно…»
– Спокойной ночи, Сережа.
– Спокойной ночи.
Но полтора часа спустя, когда в комнате уже царила беспроглядная темнота, Доминика, не выдержав мучительного притворства, тихо спросила:
– Сережа, почему ты не спишь?
Чувствовала, что бодрствует, хоть и лежал он неподвижно.
– Не могу спать где-либо, кроме своей комнаты.
– Зачем же ты остался?
Градский протяжно вздохнул. Кровать скрипнула, когда он переместился, поворачиваясь к ней лицом. Она не могла его видеть, но внутри все равно развернулся уже знакомый ей трепет.
– Неужели надо объяснять, Кузя? Ты, правда, такая наивная?
Он был растерян. Не знал, что делать в кровати с Кузей. Ему не нужно было видеть ее лицо, чтобы понимать, какие она испытывает эмоции. Тем самым невообразимым образом ощущал эмоциональное потрясение, которое охватывало Нику, когда он наглел и переступал границы дружбы. При всех обстоятельствах, которые у них сложились, ее реакции казались Сереге необыкновенными. Но она пыталась их скрывать, и Серега, как друг, должен был притворяться, что ничего не замечает.
В груди болело, так хотелось к ней прикоснуться. Тактильно ощутить быстрое биение сердца и мелкую дрожь по коже. Поймать прерывистое дыхание. Удивить новыми ощущениями – себя и ее. Смутить еще сильнее. Возможно, в какой-то момент напугать. Просто потому, что ему нравилось чувствовать разные ее эмоции. Хотел попробовать все, что Ника способна ему дать. Настроить ее тело под себя. И себя под нее. Завладеть ею полностью.
Понимал, что подобные желания являются слишком ненормальными. Можно контролировать свое тело, но запретить себе думать сложнее. Вот он и думал, не представляя, чем тушить разгорающееся возбуждение.
Абсолютно непонятным путем пришло понимание, что, несмотря на показную вредность и язвительность Ники, если бы он к ней прикоснулся – она бы откликнулась. Стала податливой и жадной до ласк.
«Черт возьми…»
«Мать вашу…»
«Сука…»
Как и всегда запоздало корил себя только за то, что надумал приехать. Утешился мыслью, что на банкете к алкоголю не притрагивался. А значит, типа должен владеть собой. Но стоило увидеть Нику в разобранной постели: сонную, уязвимую, нежную, милую… Подбор этих сопливых существительных с грохотом свалился невесть откуда! Словно рояль на голову. Размазало.
«Сука…»
«Но ведь Кузя такая…»
«Она, бл*дь, такая красивая…»
Каждый день примерно сотня нелепых рифм формировалась в его воспаленном мозгу. Чтобы настолько частило, раньше такого не случалось. Писал от случая к случаю, без особого рвения. А с появлением Ники словосочетания беспрерывно гремели внутри него. Да еще какие! Ущербные. Безмерно постыдные. Недопустимые.
Попал под раздачу губительных акций…
Душат реакции, хоть не знает никто.
Сердце сквозь решето эмоций,
Порхающими бабочками падает вниз живота.
– Давай убежим, Сережа, – шепотом предложила Кузя.
И он в одно мгновение забыл, что наложил арест на свои долбаные эмоции.
Градский всю сознательную жизнь считал, что он со странностями. Но то, что происходило той ночью, привело к пониманию, насколько легко Ника может с ним конкурировать. Выскользнув из постели, она приказала ему отвернуться. Сама же, сбросив пижаму, в потемках стала натягивать уличную одежду. Видел лишь слабые очертания ее фигуры, но этого хватило, чтобы потом часами дорисовывать детали.