Ягоды. Сборник сказок - стр. 24
– Мы ложки собираемся купить.
– Какие ложки?
– Деревянные.
– А, ну ваше дело. Ложки так ложки. Живы останетесь – обязательно купите. Только сегодня не сплохуйте. Еще раз повторяю: игнорируйте все внутри себя, глупости это все. Когда война началась, жители не знали, как к ней пристроиться. Изворачивались как могли и вот до чего дошли.
Солнце взошло и осветило места. За окном началась видимая жизнь: задул ветер, зазвучали насекомые, но ни людей, ни привычных собак не было видно.
– Скоро начнется. Придут проверять, кто это к ним заглянул, – засмеялся человек.
– А что нам им ответить?
– Я что, непонятно объяснил? Игнорируйте все. Глупости это. Ничего не надо никому отвечать.
– А если настаивать будут на нашем ответе?
– Я же сказал, что бы ни происходило. Настаивать – не настаивать, спрашивать – не спрашивать. Ты что, контуженый? Не слышишь, что я говорю? – человек видом показал, что устал повторять и прибавил громкость в плеере.
Ничего видимого не происходило, живого за окном не прибавлялось, но в один момент показалось, что в доме, несмотря на стоящее наружи солнце и теплую погоду, стало холоднее. Я даже достал из сумки свитер. Холод поступал кусками, похожими на волны. Человек сидел за столом с закрытыми глазами и в блаженстве слушал музыку.
– Тебе тоже холодно? – спросил я Диджея.
– Да, холоднее, чем ночью. Откуда этот холод берется?
Только он сказал это, окно, в которое мы смотрели, задрожало. Все оставалось неподвижным, неживым, дрожали лишь стекла на окнах. Человек уснул под сладкую музыку, оставив нас наедине с этим дрожанием.
– Что это со стеклами? – испуганно спросил Диджей.
Дрожь на стеклах перенеслась внутрь. Тревога входила в нас с каждым мгновением. Лицо Диджея менялось, наполнялось видимым страхом. Я не выдержал и бросился в угол комнаты, прижался спиной к стене и закрыл лицо руками. Страх проникал в меня все глубже, не оставляя даже мыслей и понимания. Диджей просто сполз со стула и лег на полу, тоже закрыв лицо руками. Все эти переживания войны, в которых я был последние дни, – все это оказалось далеким и легким рядом с живым ужасом, который присутствовал в том месте. Показалось, что ожили все страхи детства, все страшные сны, все состояния желания крика. Захотелось кричать, но крик не выходил, он утопал внутри, вместе со всей жизнью. Жизнь пожиралась этим ужасом, этими трясущимися стеклами. Я упал на пол, потеряв всякую связь с чувствами.
Открыв глаза, я увидел Диджея, сидящего за столом. Человек все так же спал с наушниками, хотя музыка уже не играла. Тишина прерывалась его твердым храпом. Я не мог понять, сколько прошло времени и что происходит.
– Что это было? – спросил я Диджея. Тот просто пожал плечами. Стекла больше не дрожали, и за окном ничего не изменилось. – Я стал больше понимать. Урод когда-то рассказывал, как он таким стал, его ветер размазал так однажды. Он говорил, что голова иногда начинает болеть. И когда боль еще не наступила, но уже подходит, все останавливается. Предметы, жизнь – все останавливается, как по ночам здесь. Он однажды понял, что если дуть, как ветер, то голове легче становится. Если это снова придет, то надо дуть начать. Давай так, если стекла снова задрожат, быстро на них дуть станем.
– Жалко Урода, – сказал Диджей. У него появились слезы. Внутри меня тоже все по-теплому сжалось, поднялось к груди. Сердце заколотилось с необычайной чувственностью, захотелось не просто заплакать, а разрыдаться и не из-за жалости к Уроду, а из-за жалости вообще ко всему: и к Уроду, и к Диджею, и к себе, и даже к этому спящему человеку. Сдержать этого внутри я не смог. Полились слезы. В момент бытие представилось удивительно утонченным, трепетным, а сострадание показалось единственным возможным мышлением и целью. Мы с Диджеем обнялись в наших чувствах.