Я тебя ненавижу, босс! Но это неточно - стр. 28
А ещё… Её ведь повело на него, он помнит. В тот самый первый знаменательный его приход в офис Островского.
Он помнит, как она на него смотрела. Как шла за ним, словно очарованная. Что-то было в её глазах… Совершенно не то, что испытывают девушки, когда впервые его видят. Не так явно. Не так открыто.
И он бы не удивился, если бы это слепое обожание продолжилось. Вот только Юлия, оказывается, Аркадьевна, сделала невероятное: она перестала его замечать. Не в том плане, что делала вид. Он для неё как бы стал обычным. Как Островский. Как программист, что забегал в приёмную якобы проверить, как работает техника и не пропала ли сеть, которую он настраивал.
Забегал, чтобы украдкой на Юлю полюбоваться. А она не замечала. Ровная, вежливая, улыбчивая, но холодная, будто спящая красавица, что не ведает ни любви, ни трепета, ни душевных сомнений.
И, наверное, этим и цепляла. Не красотой своей, а недоступностью. Будто космонавт в скафандре. Запросто выйдет в безвоздушное пространство – без страха и сомнений.
Она как икс. И Вересов так и не решил, хочет ли его найти. Но вёл себя с Юлей неправильно. Не так, как обычно. И даже сам себе отчёта в этом не отдавал. И, наверное, это стало ещё одной причиной, почему он её от Островского забрал. Но понял он это гораздо позже.
Первым его порывом была жалость. Не пропадать же «добру», как говорят. Пусть побудет украшением – ему не жалко.
Всё остальное покатилось, как снежная лавина.
Её машина и пальто не по погоде сказали о многом. Юра знал, что такое стеснённые обстоятельства. Не бедность, нет. По Юленьке было видно: её семья знавала лучшие времена, но сейчас либо что-то случилось, либо происходило. И он ещё раз похвалил себя за то, что поддался порыву и забрал её себе.
У него больше возможностей. А Островский, ослеплённый любовью, вряд ли замечал подобные мелочи. Ведь на работу Юля всегда ходила, как на праздник. Безукоризненная одежда, строгий дресс-код, идеальная причёска и неброский макияж. В будни она выглядела куда интереснее, чем на выставке, где Юра увидел её впервые.
Тогда он просто внимания почти на неё не обратил, потому что она походила на безжизненную маску с приклеенной улыбкой.
Юля была красивой, очень. Но красотой, что не сразу бросается в глаза, а раскрывается постепенно. Он всё время сравнивал её с белым цветком, с бутоном, в котором плотно сжаты все лепестки. И кто знает, что они хранят? Что откроется, когда бутон распустится?
Невольно Вересов представлял. Это происходило вне зависимости, хотел он этого или нет. Чему она радуется, чему печалится? В какие моменты на её губах расцветает улыбка?
Составляя список покупок, он гадал: как она ходит по магазинам? Радует ли это её, как других девушек? Именно поэтому он набивался в эксперты, чтобы наблюдать. Цапелька не захотела. И купила ровно то, что он обозначил, проигнорировав приписку: «и на своё усмотрение».
Своего усмотрения у Юли то ли не было, то ли она посчитала лишним вольно тратить чужие деньги. Это тоже интриговало.
Юра поймал себя на том, что Юленьки слишком много в его мыслях. И да, ему нравилось за ней наблюдать.
За тем, как сходятся брови на переносице, когда она смотрела то в планшет, то на галстук. Как ловко сновали её пальцы. Как чётко и без ошибок она делала то, чего ей никогда не приходилось делать раньше.