Я – спящая дверь - стр. 18

Статью сопровождала фотография двух новорожденных – мальчика и девочки. Они лежали на спине на белой простыне, слегка скособочившись на одну сторону и со склоненными в ту же сторону головами, как часто случается с младенцами, когда их укладывают позировать для фотографии, но вместо рук и ног у них были крошечные культи, а на культях – маленькие плавники, каждый с несколькими пальчиками, больше похожими на перья или бахрому. Один из детей зажмурил в плаче глаза, у другого на лице застыло удивленное выражение.

Две недели спустя мать неожиданно уехала в Данию – на операцию на ноге…

Генетик, подняв стакан, смотрит сквозь виски на озеро и остров Сандэй, сияюще-черный в лучах ночного полярного солнца:

– Тринадцать тысяч…

Голос генетика глухо отдается в динамике:

– Тринадцать…

Ухоженная женская рука поднимает диктофон с журнального столика в гостиной Йозефа Лёве и длинным, покрытым синим лаком ногтем нажимает кнопку, из-за чего запись спотыкается и икает на последнем слове:

– … тыу-сиач…

В воцарившейся тишине женщина разглядывает задремавшего напротив нее человека: он, скособочившись, полусидит, подоткнутый для поддержки позвоночника грудой больших вышитых подушек, в то время как могучая диванная спинка нависает над ним словно коричнево-вельветовое крыло матери-лебеди, оберегающей лежащего в гнезде птенца.

Впрочем, на лебеденка он похож меньше всего. Это мужчина средних лет, слегка пухловатый, буднично одетый в красно-клетчатую фланелевую рубашку, просторный свитер болотного цвета с V-образным вырезом, широкие светлые брюки цвета хаки, коричневые носки и войлочные тапочки. Лицо гладкое и безбородое, коротко подстриженные, с проседью волосы уже редеют на макушке, округлая голова склоняется набок между ключицей и плечом, бледные руки лежат на коленях – не расслабленные, а напряженно-жесткие – как у куклы чревовещателя. На первый взгляд это самый обыкновенный человек, заснувший в неудобной позе у себя на диване, но глазу не нужно долго задерживаться на Йозефе Лёве, чтобы понять, что скрывается под его позой, одеждой и прической. Выпуклые шишки на лбу, челюстях и темени придают его черепу странную форму, покрывающая их кожа туго натянута. Такие же наросты, только крупнее, можно различить на его руках, грудной клетке и ногах.

Уже не в первый раз он засыпает вот так, под наполненный молчанием монолог из Ти́нгветлира. Женщина часто проигрывает для него запись с голосом генетика. Ей кажется, что Йозеф имеет полное право услышать рассуждения человека, по заданию которого она берет это интервью.

А звуки летней исландской ночи убаюкивают…

Когда Хроульвур Зóфаниас Мáгнуссон был мальчишкой и жил на мысе Лёйгарнес, каждому жителю Рейкьявика было известно, что в переулке Фишерсюнд есть «хóру-кáсси»[20].

Никто из его друзей толком не знал, что такое хора и чем эти хоры занимались там, в своем ящике, – разве что занимались они этим, стоя или сидя на нем, – однако само слово, составленное, во-первых, из какой-то ужасной персоны женского пола (до этого они додумались сами[21]), а во-вторых – из материала для строительства голубятен, было окутано такой тайной, что коротенький переулок, соединявший центральную часть города с западной, стал абсолютной запретной зоной: никто туда и носа сунуть не решался.