Я с вами не разговариваю, или Страна Женя - стр. 3
Зазвонил телефон, и дядя полез в сумку. Взял мобилу, посмотрел на дисплей и убрал ее.
– Ого, у тебя что, мобила есть? Она же кучу денег стоит. А сказал, что не разговариваешь. Зачем тогда тебе она?
– Она мне и не нужна. Таскаться только с ней. Сын подарил. Сказал, положил много денег на счет. Димка бизнесмен, в некотором роде. Но я по этому телефону не говорю. Он звонит, а потом перестает.
– А зачем тогда ты его носишь с собой?
– Чтобы знать, звонил он или не звонил.
– С сыном-то и поговорить можно было бы. Ты такой странный: со мной говоришь, а с сыном – нет.
– А у тебя дырка на ботинке. Приноси, дело поправимое. Не то что старость.
Город давит, окружает. Если ты живешь в нем, ты не просто должен, а обязан включиться в его игру и по его правилам. Она называется «Кто быстрее». Сначала успей встать с утра пораньше, потом не опоздай, еще раз успей и туда тоже поторопись. Эти идеальные лица на рекламных щитах все время счастливы. У них явно есть то, чего нет у нас. Становишься каким-то агрессивным, даже если не собирался. Но ты вынужден защищать себя. Это способ выжить. Это повторяется каждый день и копится внутри.
Вчера по радио говорили про какое-то исследование, которое показало связь между засильем сцен жестокости в кино и по телику и ростом детской преступности. А есть ли связь между вот этими счастливыми рожами на рекламных щитах и нашим счастьем? Все мы стали вдруг счастливы? Тогда зачем нам покупать то, что они рекламируют, если мы все равно не будем счастливы?
Тут на окраине все такие мрачные. Но вообще мне нравится жить на окраине. Это как сидеть за последней партой. Ты видишь всех, а тебя не видит никто. Отсюда открывается другая перспектива. Слышишь, о чем перешептываются. Знаешь, кто и что прячет. Кто списывает, а кто дает списывать. Если идешь от окраины к центру через дворы, видишь, как пенсионерки подвязывают тяжелые пионы, чтобы те не падали в грязь после дождя. Или как мать и дочь кормят бездомных котов, вылезших из подвала. Как отцы бухают на лавках у песочниц и курят детям в лицо. Как вешают белье сушиться на улице. Может быть, поэтому в школе я всегда сажусь на камчатку. Чтобы видеть, что на самом деле происходит, а не гадать, что там за спиной.
Но пыль в городе ужасная. Во дворе убирают, а выйдешь на улицу – столько пыли. Она вздымается за каждой машиной и висит в воздухе. Под этой пылью лежат иголки от елок, что продавали на прошлый Новый год. Может, даже на позапрошлый. В школе как-то зачитывали вспоминания разных известных людей, которые бывали в нашем городе. Больше ста лет назад. Так вот, они еще тогда писали, как тут пыльно. Не удивлюсь, если эта пыль с тех самых времен и лежит.
Еще меня раздражает, что всё в этих киосках. От них город выглядит уродливо и несчастно. У киосков постоянно какие-то сомнительные типы трутся. За ними блюют и ссут. Как будто это не киоски, а сотни маленьких грязных глаз выстроились рядами и наблюдают за тем, как мы тут ходим в пыли.
Город многое значит для человека, это правда. Для каждого, кто здесь живет. Даже для того, кто его не любит. В этом случае он значит даже больше. Но значим ли мы что-то для города? Видит ли он нас, слышит, чувствует? Узнаёт ли наш запах? Или он только рад будет, если все исчезнут? Будет рад зарасти и больше нас не слышать. Вернуться к тому, что тут было до того, как его построили. В городе мне нравится только река. Широкая, она сама – как отдельный город.