Размер шрифта
-
+

Я ничего не должна тебе, мама. Когда материнская «любовь» становится клеткой… - стр. 39

Анна замолчала, словно ее ударили. Она смотрела на Маргариту широко раскрытыми глазами, чувствуя, как внутри нее смешиваются гнев, обида и стыд. Она хотела возразить, сказать, что пыталась помочь, но слова застряли у нее в горле.

Маргарита, заметив, как напряглись остальные, постаралась смягчить тон. Она понимала, что резкость могла только усилить напряжение, но ей было важно остановить Анну, пока ее слова не вызвали панику. Она глубоко вздохнула и добавила уже спокойнее:

– Мы все понимаем, что ситуация серьезная. Но сейчас нам нужно держаться вместе, а не пугать друг друга.

– Маргарита Николаевна, – тихо, но настойчиво произнесла Мария, привлекая внимание, – а вы верите в Бога? Может быть, нам действительно стоит помолиться?

Маргарита задумалась на мгновение.

«Верю», – ответила она про себя, а в слух произнесла: – Если кто-то чувствует, что это поможет, может помолиться.

В столовой снова воцарилась тишина. Тяжелая, густая, как будто сама тьма вокруг них впитала все звуки. Каждый погрузился в свои мысли. Кто-то тихо молился, шепча слова, обращенные к Богу, кто-то просто сидел, уставившись в одну точку, стараясь не думать о том, что ждет их за стенами этого убежища.

Маргарита сидела, прислонившись к спинке стула, и думала. Ее вера в Бога, несмотря на все происходящее, нисколько не пошатнулась. Она верила, как верила всегда, – тихо, без фанатизма, но искренне. Однако молиться она не хотела. Ее мысли крутились вокруг слов Анны, вокруг тех грехов, от которых, как казалось Анне, никто не мог увернуться. Маргарита задумалась: а что такое грех для нее самой?

Она мысленно перебирала смертные грехи, о которых так часто говорили в церкви. Гордыня? Нет, она никогда не считала себя лучше других. Алчность? Она жила скромно, и никогда не стремилась к искусственному, хищническому желанию и погоне за материальными благами. Гнев? Она умела сдерживать себя, даже когда было трудно. Зависть? Она радовалась успехам других, не испытывая к ним неприязни. Чревоугодие? Она не отличалась чрезмерным увлечением или потреблением чего-либо. Уныние? Она всегда находила силы двигаться вперед, даже в самые темные моменты.

Но был один грех, который все же одолевал ее. Прелюбодеяние. Она ничего не могла с собой поделать. Ее любовь, запретная и тайная, была сильнее всех доводов разума и всех церковных запретов. Она поддавалась своему чувству снова и снова, зная, что это неправильно, но не в силах сопротивляться. Каялась ли она? Да, много раз. Но это не меняло ничего. Она продолжала любить, грешить и каяться. И этот круг казался бесконечным.

Маргарита закрыла глаза, чувствуя, как тяжесть вины и страха сжимает ее сердце. Она не знала, что ждет их всех завтра, но знала одно: даже если это будет конец, она не сможет отказаться от своей любви. И, возможно, именно это делало ее слабой. Или сильной? Она сама не могла ответить на этот вопрос.

Тишина продолжалась, нарушаемая только редкими вздохами и шепотом молитв. Каждый был наедине со своими мыслями, своими страхами и своими грехами. И никто не знал, сколько времени у них осталось, чтобы разобраться в себе.

6. Ангедония и депрессия

Тишина в столовой была тяжелой, словно густой туман, окутавший всех присутствующих. Каждый из них погрузился в свои мысли, переживая услышанное ранее. Алла, сидевшая с опущенным взглядом, казалось, боролась с внутренним напряжением. Ее пальцы нервно теребили край свитера, а в глазах читалась усталость и глубокая печаль. Она первая не выдержала этой тишины, словно боялась, что если промолчит сейчас, то больше не сможет найти в себе сил говорить.

Страница 39