Я (не) ведьма - стр. 28

Мачеха села рядом с отцом, а я – рядом с ней.

Папочка усиленно пестовал образ старшей любимой дочери, и это нравилось мне все меньше. Собственно, я уже знала, чем закончится сегодняшняя трапеза, и это – видят небеса! – было для меня самым лучшим поводом покинуть родной замок, но что-то вызывало протест. Вызывало ярость, негодование и… страх.

Моим соседом справа оказался самый молодой из посланников короля, а напротив, через стол – сидел сэр Эдейл.

Юноша сразу покраснел, как девушка на выданье, Эдейл остался безучастным, и сразу налил в бокал крепкого красного вина, выпив почти до дна.

Краем глаза разглядывала послов. Сущие варвары! Лица резкие, обветренные, и сразу видно, что прибыли они из сурового края – никакой миндальной нежности в облике. Донован часто говорил, что где живешь, на тот край и похож. Судя по тому, что все рыцари были темно-русыми, их край был такой же серый. Правда, у юного рыцаря справа от меня волосы лежали волной и были светло русого, почти пшеничного цвета. Он смущенно предложил мне тарелочку с хлебом, и я взяла белый воздушный ломоть, вежливо поблагодарив.

Интересно, есть здесь сам король? И вдруг король – это вот этот неприятный старик, самый старший на вид?

Он сидел рядом с отцом, и на мгновение у меня все поплыло перед глазами, когда я представила, что именно за старика мне и придется выходить. Но потом я разглядела серебряную цепочку поверх камзола и немного воспряла духом. Вряд ли король, брат короля Альфреда, стал бы носить цепи из серебра. Металл королей – золото. Даже у моего отца поверх камзола лежала золотая чеканная цепь толщиной в палец.

Леди Готшем преломила хлеб и положила мне и себе на тарелки тушеных овощей и по кусочку жареной утки. Утка так и сочилась жиром, и меня замутило от одного вида и запаха. Я никогда не любила слишком жирную пищу, и предпочитала рыбу и овощи красному и белому мясу.

В отличие от меня, мужчины отдали должное и каплунам, и перепелам, и поросятине, жареной со сладким луком и капустой. Менестрель заиграл что-то легкое и ненавязчивое, а отец все посмеивался, то прикладываясь к бокалу с вином, то хитровато посматривая на меня.

По этикету я не имела права заговаривать первой, и сидела, как на горячих угольях, ожидая, когда отец соблаговолит объявить, для чего позвал меня.

Когда с птицей и свининой было покончено, вынесли оленину, зажаренную на углях, под соусом из красного вина.

Разбирая толстые розоватые куски, исходившие соком и ароматами душистых трав, послы оживились.

- Разрешите, я представлю леди Кирии моих людей? – обратился к отцу старший из посланцев – мужчина далеко за сорок, сухощавый, с желтым, изможденным лицом.

Мне он показался весьма мерзким человеком – с неопрятной бородой, длинным искривленным носом и маленькими глазами. Этими глазами он так и буравил меня, как будто решил провертеть в моей голове две дыры. И я похолодела, услышав, что это – «его люди». Может, серебряная цепь – вовсе не знак рыцарского ранга, а просто прихоть? И вот этот старик и есть король Баллиштейна? Не мог сам победить на турнире – отправил молодого вассала добывать невесту…

Я посмотрела на отца, но он добродушно махнул рукой:

- Представляйте!

И мне ничего не осталось, как с любезной улыбкой изображать послушную и благовоспитанную дочь.