Я есмь дверь… - стр. 4

Много чего страшного может случиться с игрушкой, которая пытается думать как человек. А истина – то, что можно сделать игрушку, похожую на человека. Но бойтесь создать человека, похожего на игрушку, ибо расчеловечивание и есть абсолютное зло.

«И делом правды будет мир,

И плодом правосудия —

Спокойствие и безопасность вовеки»

Ис. 32:17.

А начиналось все это не в Киевской Руси, и не с Сребреника Святополка Окаянного, а на тысячу лет раньше, с «тирских» шекелей финикийской цивилизации, которая оставила свой след во всем Средиземноморье. Этими монетами и расплатились с Иудой за предательство Христа.

Можно было подумать, что на монете изображен римский император Тиберий и римский же орел, но на самом деле это финикийский бог Мелькарт, он же Ваал. А что орел, так это – символ Тира. Из-за ритуала сжигания детей Ваал отождествлялся с Молохом. Тирская монета весила 14 грамм и содержала рекордное количество серебра – 94% – это 940-я проба серебра. Предав Христа, Иуда вернул деньги первосвященникам, и на них была приобретена земля для погребения странников.

И вроде как это окаянное серебро затерялось в истории. Но вот каким-то необъяснимым образом одна из этих тридцати монет оказалась в XX веке, в 30-м году. И сейчас лежала на столе перед пристальным взором ответственного товарища из НКПП (наркомата пищепрома). Непонятного образа монета была увесистая и, судя по сопроводиловке, имела высшую на тот момент пробу серебра – 940-ю. Она была изъята у гражданина Быкова Е.Е., уроженца Москвы, гардеробщика Большого театра, 21 августа 30-го года коллегией ОГПУ в ходе операции по изъятию серебра. Злоумышленник был приговорен к высшей мере социальной защиты. Ответственный работник отчетливо понимал, что классовый враг не брезгует никакими средствами, чтобы создать лишние трудности и затормозить победоносное развитие социализма. Он был тертый калач и не мог без нужной подготовки утащить этот кусок серебра, а очень хотелось. Вообще-то он с утра был не в настроении. Наверное, потому и сунул сребреник в карман френча, а сопроводиловку сжег в оловянной пепельнице.

А вокруг кипели нешуточные страсти. Госбанк выпускал серебро в обращение, а оттуда оно мгновенно исчезало у населения, которое его переплавляло и хранило в слитках. «Серебряный прорыв», как назвал его Пятаков, начался в апреле 1930-го года. Работники кооперации зажимали серебро, частники за серебро продавали дешевле, чем за деньги.

Крестьяне прямо объявляли две цены за свою продукцию: одну – в серебре, другую – в бумажных деньгах. И хотя ОГПУ арестовало великое множество кассиров, кондукторов за утаивание мелкой монеты, но этот ответственный работник по фамилии Баскаков, сборщик податей, умел прятать концы в воду. Была у него «кладовая» по имени Флория. У той была гражданская позиция даже не двойственная, а тройственная. Империалистическую и часть гражданской

войны она прокаталась в обозе у Каледина, потом была «женой полка» у красных, но как-то смогла прилипнуть к командиру красных и сейчас числилась вдовой героя Гражданской войны, гордо именуя себя маркитанткой.

Теперь она пишет стихи на тему любви и морали, неизменно причисляя себя к поэтессам Серебряного века. По сути, она как была, так и осталась аферисткой и воровкой. Флория говорила Баскакову, что тот ее очаровал, как рассвет очаровывает яблони в цвету. Она любила подобные выражения и прямо выдавала их нараспев, при этом куря папиросы «Друг» по цене 9 копеек, ухитряясь еще при этом по-жигански плеваться сквозь зубы и материться. Флория позвонила около 18 часов с докладом, что сейчас без трусов и готова на все, а еще при этом жарит на примусе картошку на коммунальной кухне. Закончила она нараспев: «Взойди надо мной, мой рассвет».