Я есмь дверь… - стр. 28
Ожидание манны небесной настраивало людей на почитание и одобрение смены власти после 1953-го года. И надо же было такому случиться, что школьнику Ване первому из всей семьи довелось лицезреть эти блестящие чудеса, что издревле звались серебром и назывались благородным металлом. Тот посленовогодний январский день был на редкость метельным и снежным. Снега с утра навалило со всех сторон, по самую крышу их низенького дома. Свет с улицы совсем не проникал внутрь, и казалось, что кругом ночь, вопреки стрелкам на часах.
Мама сидела по-уличному одетая, она была в больших рукавицах и отдыхала после первой попытки пробиться из снежного плена на улицу, как-то растолкав снег дверью. Ей было пора уже отправляться на смену, топить котел в кочегарке. Маме все-таки удалось прокопать тонкую траншею и перед тем как уходить, она сунула Ванечке в руку рыжий рубль и как-то тревожно и жалостливо попросила его сходить в магазин за хлебом, если на улице чуть стихнет. А то курочки уже второй день не кормлены, а им, бедняжкам, и так холодно.
Она ушла куда-то, в белую, светящуюся муть, полную страха. А хлеба не было не только для курочек, но и для Вани. Отец уже неделю как был в командировке, ремонтировал за 100 км от дома трубоукладчик. Мальчик был готов идти в магазин, только надо как-то собраться, а в одежде выбора не было. Старое пальтишко на ватине, с цигейковым воротником уже было мало, оно не оправдало маминых надежд прослужить еще одну зиму, да и валенки он уже по льду прокатал. Правда, дырявым был только один, но дырка была приличная. А синие рукавички уже на ладонь не налезали, зато были с резинками, которые служили страховкой от потери. Завязки у шапки тоже были оборваны. Ваня всегда противился ее завязывать: это выглядело как-то по-детски. Он намотал на голые ноги отцовские портянки и втиснул ноги в валенки. Остальное надеть было несложно.
* * *
А Иван-то прилетел в Москву, да еще и сам за штурвалом. Сел на аэродроме Энгельса, он туда пригнал новую машину, ТУ-4. На этом аэродроме и были подписаны последние приемные акты. Новая машина поступала на вооружение воздушного флота страны. Прилетел-то он всего на три дня по причине вызова в Кремль за чином генерала. Теперь он, в свои 34 года, в таком вот звании. Да еще оказалось, что ему выделили квартиру по улице Мясницкой (Кирова), в доме, построенном для ЦАГИ. Сразу после получения погон он туда и поехал, не забыв по дороге в ЦУМе купить полный комплект гражданской одежды, о которой, непонятно почему, мечтал весь последний год. А парадный мундир повесил на гвоздь в стене небольшой уютной квартиры на втором этаже. На мундире, помимо одной золотой звезды Героя и прочего, было без малого пять серебряных звезд. С кучей подарков он щеголем предстал перед сестриным семейством. Вот Василий по поводу его приезда надел свои фронтовые награды, а Ваня на глаза явился в шляпе, да еще и с красной гвоздикой в лацкане пиджака.
Варвара не выпускала его из своих объятий, по своему обычаю плакала и гладила брата по щеке, где бугрился шрам в виде большой запятой. О чем она думала и что вспоминала, было только ее тайной. А маленький Иван в тот год уже пошел в первый класс, но общая картина встречи его тоже сильно разволновала, до красных глаз. Его маленькая ладошка была в руке летчика-героя, его дяди. А дядя все балагурил, пытаясь рассказывать смешные истории, да все про летчиков, но как-то не очень смешно получалось. Он настойчиво предлагал всем переехать из коммуналки в его новую квартиру на Мясницкой, но Варвара отказалась таким тоном категоричным, что он и не стал настаивать. Тяжелый шкаф так и остался стоять отодвинутым от стены, а за ним – топчан, и еще что-то, что из их жизни убрать было невозможно. Иван все равно оставил ключи от квартиры и большой сверток денег, сославшись на то, что всю жизнь находится на содержании у страны и откровенно не знает, как ими пользоваться. Перед тем как сесть в такси, он приобнял Василия и тихо, только для него сказал, глядя на награды: