Я была хорошей женой, но после развода буду плохой бывшей - стр. 37
— Нет… — вырывается у меня сдавленно. Я сжимаю кулаки, ногти впиваются в ладони.
Она же должна была быть тихой лохушкой! Как она посмела?! Как она посмела вот так?!
Мысль, что Павел сейчас должен быть здесь, бьется в висках. Он должен ломиться в дверь, умолять открыть, клясться, что это ничего не значит, что он разберется, выгонит ее. Но за дверью кабинки – тишина.
Где он?
Остался с Мирой?
Я задыхаюсь. Слезы, наконец, подступают, горячие и горькие, скатываются по щекам, оставляя соленый привкус на губах. Я вытираю их тыльной стороной руки, смазывая тушь.
Тук-тук-тук.
Легкий, почти нежный стук в дверь кабинки.
— Павел! — вырывается у меня с надеждой и злостью. — Уйди! Оставь меня! Я не хочу тебя видеть! Никогда!
Но внутри все замирает в ожидании. Его голос. Его оправдания. Его руки, которые должны обнять и успокоить.
— Божена? Это я, Алиса, — доносится из-за двери сладкий, пропитанный фальшивым сочувствием голос. — Открой, милая. Не забивайся тут одна, бедная ты моя… Я рядом…
Злорадство. Я чувствую его сквозь дерево двери моей туалетной кабинки. Оно витает в воздухе, смешиваясь с запахом дезинфектора и моих духов. Она рада. Рада до чертиков. Ведь она сама мечтала оказаться на моем месте. Мечтала о Павле.
Я знаю.
— Уйди, Алиса, — шиплю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Мне не нужна твоя помощь.
— Ой, как же не нужна? — Алиса припадает к двери, ее голос становится еще слаще, еще ядовитее. — Такой чудовищный скандал… При всех… Да еще и поцелуй! Прямо после регистрации! Это же… это же полное унижение, сестренка. Настоящее. При всех родственниках, гостях… Ты же не лохушка какая-то, чтобы вот так… терпеть?
Ее слова — точные, злые. Она знает, куда ткнуть. Знает мою гордость.
— Теперь только один выход, — продолжает она, и в ее голосе слышится торжество, которое она тщетно пытается скрыть. — Сохранить достоинство. Сейчас же отменить этот банкет. Сказать всем, что свадьба не состоялась. Иначе… — она делает многозначительную паузу, — иначе все будут над тобой смеяться. Все. Когда ты убежала, уже многие хихикали. Ты же не хочешь быть посмешищем, Боженька? Ты же сильная.
«Сильная». Она произносит это слово с таким ядом. Она хочет, чтобы я сломалась. Чтобы отказалась от Павла. Чтобы уступила ей дорогу. Ярость, горячая и слепая, поднимается во мне, смывая слезы, сжигая стыд. Она думает, я сдамся? Думает, я отдам ей то, что завоевала?
Я резко проворачиваю защелку. Дверь кабинки с грохотом распахивается. Алиса отскакивает, едва не теряя равновесие. На ее лице – маска наигранного испуга и сочувствия, но в глазах – холодное любопытство и… да, злорадство.
— Ни за что! — рявкаю я, выходя к ней. Каблуки гулко цокают по кафельному полу, эхо разносится по пустой уборной. — Никогда! Ты слышишь, Алиса?! Я не отменю свадьбу! Я не откажусь от Павла! Это МОЙ муж! МОЙ! И ты… — я тычу пальцем ей в лицо, — ты никогда не получишь того, что получила я! Никогда! Я НЕ ОТМЕНЮ СВАДЬБУ! ЭТО МОЯ СВАДЬБА! МОЙ МУЖ!
Алиса поджимает губы, ее глаза сужаются. Фальшивое сочувствие исчезает, сменяясь злобой и завистью. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент тяжелая дверь в уборную скрипнула.
В проеме, залитый светом из коридора, стоит Павел. Он опирается о косяк, руки в карманах брюк. На его лице – ни тени беспокойства, ни извинений. Только привычная усталость и… едва уловимая усмешка в уголках губ.