Выбор моей реальности Том 2 - стр. 20
Рядом с царём зверей с потолка до пола свешивался полупрозрачный синий занавес с розовыми цветами. В названиях тканей и рыночной стоимости я не разбираюсь... могу только сказать, занавеска сшита не из бюджетного ивановского ситца… голова немного поехала и вскоре окончательно поплыла от приторного запаха роз, смешанного с другими, незнакомыми ароматами...
Опираясь на палку, вышел тощий пожилой торговец, сгорбленный под тяжестью прожитых лет. На нём висели просторные белые одежды, измождённое старческое лицо скрывала длинная седая борода.
— Почтенные гости, приветствую вас в Большом Иране, где тридцать лет назад я оставил частичку своего сердца, — хрипя и подкашливая, поздоровался белый старик. — Моё имя Хоршид аль-Фариси ад-Дин Насир ибн-Язид, родом из провинции Фарс — исторической колыбели величайшей персидской цивилизации. На благодатной земле Фарса мои далёкие предки основали первые поселения более четырёх тысяч лет тому назад.
— Куда подевался прежний торговец Андромах и его деревянные скамейки? — задал я терзавший меня вопрос. Старик ухмыльнулся в бороду и выдал пространный ответ в стихах:
Из края в край мы к смерти держим путь;
Из края смерти нам не повернуть.
Смотри же, в здешнем караван–сарае
Своей любви случайно не забудь!
— Кто же создал этот четырёхстрочный пятистопный ямб, наполненный глубочайшим философским смыслом? — задался вопросом Ираклий, сразив меня глубокими познаниями в области теоретических основ стихосложения древней художественной литературы.
— Краткие поучительные четверостишия — размышления о смысле жизни и человеческих судьбах мы называем «рубаи», а строки принадлежат земляку — молодому персидскому поэту по имени Абу-ль-Фатх Омар Хайям Нишапури… прошу, располагайтесь… — Ибн Язид сгорбился ещё ниже и указал на персидские ковры, — чем могу вам угодить? Предложить выносливых рабов–гулямов? Талантливых поэтов? Певцов и музыкантов или гибких, восхитительных гурий?
— Видимо, последнее… — улыбнулся я.
Однако вместо гурий вышли одетые в белое парни и перед нами на полу расстелили тонкую красную скатерть, опять с павлинами. Поставили поднос с чаем, вынесли вазу с жёлтым мороженым, две ярко–синие тарелки с голубыми и золотистыми узорами, на одной — сушёные финики, хурма и абрикосы; на другой — сладости, похожие на современный рахат-лукум. Увидев тарелки, Ираклий, как женщина, принялся восхищаться и кудахтать:
— Необычайно тонкая работа! Великолепное творение персидских мастеров!
— Познакомьтесь с иранской посудой Мина–кари. Изделие из красной меди наивысшего качества покрывают белой глиной, трижды помещают в печь для обжига, затем традиционными узорами расписывают натуральными красками на основе оксидов золота и меди. Эмаль настолько прочная, что на поверхности можно резать самым острым ножом, но следа не останется… — пока Ибн Язид расхваливал всё, что мог, парни вынесли аналогичную тарелку, положили на колени Ираклию, — примите скромный дар в знак гостеприимства. Освежитесь шафрановым мороженым, утолите жажду чёрным чаем с лепестками цветков померанца.
Я с подозрением заглянул в чай, где плавали мелкие белые цветы… но чай напомнил обычный напиток с лимоном... из занавески вышли музыканты… ими оказались знакомые парни. Один торжественно нёс деревянную трапецию с натянутыми металлическими струнами; другой поставил на пол барабан, внешне напоминавший полуметровую чашу; третий держал в руках тростниковую палочку–флейту, четвёртый — необычную миниатюрную гитару, корпус который выполнен в форме восьмёрки.