Размер шрифта
-
+

Всё о мореплаваниях Солнышкина - стр. 17



Наконец всё утихло. Поблёскивая вымытым лбом, Солнышкин направился в каюту. На пороге его встретил Перчиков и протянул новенькую тельняшку:

– Держи!

Глаза у Солнышкина загорелись.

– Ух ты, вот это да!

– Бери, надевай, – сказал Перчиков и сам засиял от удовольствия.

Когда Солнышкин просунул голову в тельняшку и рассмотрел себя в зеркале, Перчиков вдруг озабоченно спросил:

– Слушай, Солнышкин, а почему Плавали-Знаем так сердито на тебя смотрел? И что у тебя случилось с артельщиком?

Солнышкин забрался на верхнюю койку, которую, понятно, Перчиков уступил ему, и рассказал всё по порядку. В каюте стоял приятный полумрак, за бортом бежали волны; Перчиков ремонтировал какой-то радиоприёмничек, и от света ламп носик его тоже светился, как радиолампочка. С каких-то неизвестных берегов в каюту доносились попискивания азбуки Морзе, долетала тропическая музыка, и Перчиков посмеивался над приключениями Солнышкина. Но когда тот рассказал о случае с милицией, о встрече в парикмахерской и о последней стычке в душевой, Перчиков задумчиво сказал:

– Да, тебя могут ждать неприятности. Но ничего, мы тебя в беде не оставим. – И протянул вверх руку: – Руку на дружбу, Солнышкин!

И хотя Солнышкин сам не собирался давать себя в обиду, он с радостью пожал мужественную руку Перчикова.

Первый приказ бравого капитана

Ночь прошла спокойно. И Солнышкин начал утро в самом боевом настроении. Под плеск волн он сделал на палубе зарядку, под крики чаек встретил солнце. Оно выкатилось из-за моря и полетело ему навстречу. Потом Солнышкин позавтракал куском хлеба с маслом, настоящим флотским чаем и теперь в раздевалке ждал команды боцмана.

– Федькин! Петькин! – крикнул Бурун, влезая в сапоги. – За мной! Солнышкин, за мной!

Но тут в коридоре раздались тяжёлые угрюмые шаги, и у раздевалки остановился Плавали-Знаем. Правая рука его была в кармане, а левая поглаживала густую щетину и ощупывала подбородок.

– Солнышкин, за мной! – процедил он сквозь зубы.

Все переглянулись. А Солнышкин помрачнел и с тяжёлым предчувствием зашагал сзади. Он медленно сжимал кулаки и готовился к бою. Он думал, что сейчас его ждёт какая-нибудь страшная работа. Ну ничего! Он себя покажет! Он докажет, что такое настоящий человек.

Плавали-Знаем остановился у своей каюты, снял грязные сапоги и, открыв дверь, сказал:

– Сначала надраить их, потом побрить меня! – И он злорадно посмотрел на Солнышкина. – А потом накормить моего индийского попугая. Ясно?

У Солнышкина на лбу воспламенились пятна.

– Я не чистильщик и не парикмахер. Я матрос!

Но из-за двери раздался важный голос:

– Плавали, Солнышкин, знаем. Настоящий матрос должен выполнять все распоряжения своего капитана.

Солнышкину ничего не оставалось делать. Он со злостью схватил сапоги и пошёл на палубу.

«Тоже нашёл себе слугу, – подумал он и швырнул сапоги, как кота, сожравшего на кухне сметану. – Я тебе начищу, я тебе покажу, какой я слуга!» И он пнул их ногой, как бешеного пса, который располосовал новые брюки. Потом он их начал драить так, что щетина разлеталась из щётки. «Вот так я тебя буду брить», – приговаривал Солнышкин. Но чем больше он злился, тем ярче сверкали сапоги. Настроение у Солнышкина стало исправляться, и мысли пошли веселей.

«Что бы такое ему подстроить? – подумал Солнышкин. – Как отомстить?»

Страница 17