Врата - стр. 6

Воскресный день бывает раз в неделю, а Соскэ надо было еще сходить в баню, если останется время, подстричься, а затем не спеша поужинать. Он быстро отодвинул дверь и тотчас услышал стук посуды на кухне. В следующий момент он, не заметив, наступил на гэта Короку и наклонился, чтобы поставить их на место. Тут как раз подоспел и сам Короку.

– Кто пришел? Муж? – крикнула из кухни О-Ёнэ.

– А, это ты? Давно здесь? – спросил Соскэ, проходя в гостиную. Пока он гулял по Канда и вплоть до прихода домой, Соскэ ни разу не вспомнил о существовании Короку и сейчас устыдился, будто пойманный с поличным.

– О-Ёнэ, О-Ёнэ, – позвал он. Жена, видимо, чем-то занятая на кухне, быстро вышла, даже не задвинув сёдзи, и остановилась на пороге.

– Надо бы угостить Короку, – сказал Соскэ.

Сказав: «Да, сейчас», О-Ёнэ пошла было на кухню, поскольку и сама прекрасно понимала, что гостя следует накормить, но тут же вернулась:

– Извините за беспокойство, Короку-сан, но прошу вас, закройте, пожалуйста, ставни в гостиной и зажгите лампу. Мы с Киё очень заняты.

– Охотно, – ответил Короку, с готовностью вставая.

Слышно было, как Киё, так звали служанку, что-то крошит на кухне и спрашивает: «Куда это переложить, госпожа?», как льется вода в раковину. Затем раздался голос Короку: «Сестрица, где ножницы? Надо подрезать фитиль». Зашипела, выплеснувшись на огонь, вода – видимо, закипел чайник. Соскэ молча сидел в темной гостиной и грел руки над хибати, где среди золы еще тлели редкие угольки. Послышались звуки рояля. Это играла хозяйская дочь. Соскэ вышел на галерею, чтобы закрыть ставни в гостиной. Звуки рояля доносились с той стороны, где на фоне неба темной полоской выделялся бамбук. Одна за другой загорались звезды.

Когда с полотенцами в руках Соскэ и Короку вернулись из бани, посреди гостиной был накрыт стол, который так и манил к себе аппетитными кушаньями. Огонь в очаге стал будто бы ярче, а пламя лампы – светлее.

Соскэ придвинул к столу дзабутон и устроился на нем поудобнее.

– Наверно, хорошо помылись? – осведомилась О-Ёнэ, принимая у мужа полотенце и мыло.

– Угу, – только и ответил Соскэ. Эту лаконичность можно было отнести скорее на счет расслабленности, нежели безразличия.

– Отличная была нынче баня, – поспешил согласиться с О-Ёнэ Короку.

– Опять народу полно, – положив согнутые в локтях руки на край стола, вяло заметил Соскэ. В баню он ходил обычно после службы, перед ужином, как раз когда там уйма людей. За последние три месяца он уже успел забыть, какого цвета вода при солнечном свете. Это бы еще ладно. Но нередко случалось так, что три-четыре дня кряду он вообще не мог попасть в баню. «Вот придет воскресенье, – мечтал Соскэ, – встану пораньше, чтобы вволю пополоскаться в чистой воде». И только в воскресенье и можно было выспаться за неделю, и Соскэ, нежась в постели, тянул время, а потом откладывал посещение бани на следующее воскресенье.

– Больше всего мне хочется как-нибудь утром выбраться в баню.

– Так ведь ты поздно встаешь! – насмешливо проговорила жена. Желание поваляться в постели Короку считал врожденной слабостью старшего брата. Он не понимал, как дорожит Соскэ воскресными днями, хотя сам учился. Слишком много надежд брат возлагает на эти короткие двадцать четыре часа. Мыслимо ли за один какой-нибудь день сбросить с души скопившуюся за неделю усталость и развеять мрачные думы? Даже сотой доли своих стремлений он не в силах осуществить за воскресенье. Поэтому стоит ему за что-нибудь взяться, как первым делом возникает мысль о нехватке времени, от которой у него опускаются руки, и драгоценное время он проводит в безделье. Так незаметно проходит воскресенье. Короку никак не мог взять в толк, что в ущерб здоровью и собственным склонностям Соскэ вынужден отказывать себе даже в отдыхе и развлечениях, а дела Короку и подавно не умещаются у него в голове. Более того, Короку считал брата черствым себялюбцем, который в свободное время либо слоняется по городу, либо сидит дома с женой – ни поддержки, ни помощи от него не дождешься.