Размер шрифта
-
+

Врата - стр. 8

– Действительно, – спокойно заметил Соскэ, радуясь тому, что утолил наконец голод.

– Ходят слухи, будто у него были какие-то связи с Россией, – многозначительно сообщил Короку.

– Да, – в раздумье произнесла О-Ёнэ. – Жаль все же, когда убивают человека.

– Если такого мелкого чиновника, как я, тогда, конечно, жаль. Но князь Ито совсем другое дело! Тем более что он убит во время поездки в Харбин. – Соскэ заметно оживился.

– Что ты хочешь этим сказать?

– А то, что Ито-сан теперь войдет в историю, чего не случилось бы, умри он своей смертью.

– Смотри-ка, а может, это и вправду так? – чуть ли не с восхищением проговорил Короку. И добавил: – Что ни говори, а Маньчжурия или там Харбин – места опасные и доверия не внушают.

– Оно и неудивительно. Ведь там полно всякого сброда, – заявил Соскэ и, заметив устремленный на него взгляд жены, сказал: – Ну, можно, пожалуй, уносить стол. – Он поднял с татами шар и насадил на указательный палец. – Просто диву даешься, как ловко это сделано…

Пришла Киё и унесла столик с пустыми тарелками и чашками. О-Ёнэ вышла в соседнюю комнату заварить чай, и братья остались наедине друг с другом.

– Люблю, когда прибрано. Грязная посуда на меня плохо действует, – сказал Соскэ с кислым видом, словно ему не по душе пришелся скромный ужин. Слышно было, как на кухне все время смеется Киё.

– Что тебя так насмешило? – донесся сквозь сёдзи голос О-Ёнэ.

– Да я… – Киё не в силах была продолжать от смеха, к которому молча прислушивались братья. Через некоторое время появилась О-Ёнэ с подносом, на подносе стояли чайник, чашки и вазочка с печеньем. Из большого фарфорового чайника с ручкой, сплетенной из лозы глицинии, она разлила по большим, величиной с кружку, чашкам дешевый зеленый чай, не отличавшийся ни отменным вкусом, ни крепостью, и поставила их перед мужчинами.

– Что это Киё там заливается? – спросил Соскэ, заглядывая в вазочку с печеньем.

– Да оттого, что ты забавляешься с игрушкой, а детей мы с тобой не заводим.

– А-а, – небрежно протянул Соскэ, но тут же спохватился и ласково, будто раскаиваясь, взглянул на О-Ёнэ: – Был же ребенок.

О-Ёнэ сразу умолкла, но через некоторое время обратилась к Короку:

– Что же вы не едите печенья?

– Спасибо, я ем, – ответил Короку, но О-Ёнэ уже не слышала, она ушла в столовую. Братья снова остались одни.

Дом находился в самой глубине квартала, минутах в двадцати от трамвайной остановки, и еще до наступления вечера здесь воцарялась тишина, лишь изредка гулко постукивали гэта прохожих. С приближением ночи становилось все холоднее.

– Днем тепло, а вечером просто не знаешь, как согреться, – сказал Соскэ, пряча руки под кимоно. – В общежитии топят?

– Нет еще. Ждут холодов.

– В самом деле? Значит, тебе приходится зябнуть?

– Разумеется. Но от подобных вещей я меньше всего страдаю. – Короку замялся, потом решительно спросил: – Скажи, как обстоят дела с Саэки? Сестрица говорила, что сегодня ты послал письмо…

– Ага, послал. Денька через два, я думаю, ответят. А после я еще сам к ним схожу.

Нельзя сказать, чтобы Короку очень уж устраивала такая невозмутимость брата. Но держался Соскэ ровно, без излишней резкости и в то же время без трусливого стремления выгородить себя. Поэтому у Короку не хватило духу напуститься на брата с упреками, и он сказал лишь:

Страница 8