Возвращение в СССР. Книга первая. Американский пирог. - стр. 2

А сейчас он сам толкал меня перейти эту запретную черту.

Я понимал, что он прав и я разговариваю по сути уже с мертвым человеком, потому что все, что у него осталось в этой жизни – это постоянная нестерпимая выматывающая боль. Стоило ли держаться за эту жизнь, если это жизнь сплошная непрекращающаяся невыносимая боль, после которой ты все равно умрешь?

К горлу подкатил ком, на глаза выступили слезы. Дрожащими руками я взял шприц и пропальпировав локтевой сгиб Ван Ваныча сделал ему внутривенную инъекцию обычной дозой наркотического анальгетика. Вдруг я почувствовал, как он легко коснулся моей руки. Подняв полные слез глаза, я увидел, что он улыбнулся и ободряюще кивнул мне.

И тут меня осенило!

–Чертов Ван Ваныч!

–Это была проверка. Последний экзамен от моего строгого учителя!

–Его не сломали: ни многочисленные операции, ни месяцы непрекращающейся, невыносимой, нечеловеческой боли. Он остался несломленным и уходил настоящим бойцом: проигравшим свою последнюю схватку со смертью, но не сдавшимся. До самого последнего мгновения он был верен своим медицинским принципам: «Не навреди» и «Не убивай!».

–Он все видел, все понял и остался доволен своим учеником!

Я больше уже не мог сдерживаться и, чтобы не разрыдаться перед своим учителем как сопливый мальчишка, опрометью выскочил из палаты на лестничный марш. Заскочив в пустую курилку, я прислонился к стене; слезы катились неудержимым потоком, в горле стоял комок, а в голове была пустота. Сознание обожгла шальная мысль: только бы никто не вошел в курилку и не увидел меня в таком состоянии. Я прислушался.

За стеной, где находился кабинет Завхоза, доносился ядреный многоэтажный мат. В этом замысловатом вологодском кружеве непереводимых идиоматических выражений иногда проскакивали вполне осмысленные фразы на общепринятом литературном языке:

–Михалыч ты, когда свой строительный мусор уберешь с моей территории?! – спрашивал завхоз невидимого собеседника. И после минутной паузы вновь слышался его раздраженный голос:

– Михалыч, ты радуйся, что твои Долбозавры успели закончить ремонт крыши до дождей, а то бы я сейчас с тобой так ласково не разговаривал!

–Ну, да! Ну, да, – вторил завхоз своему собеседнику. По-видимому, разговаривая с кем-то по телефону.

–Михалыч, объясни-ка ты мне старому дурню: за каким ХУ(раскат грома) твои Джамшуты обрезали контур заземления на больничном корпусе?!

–Что? – переспросил удивленным голосом завхоз.

Дальше снова пошел убойный поток забористого русского мата, которым с незапамятных времен на Руси изгоняли из человека бесов и прочую вселившуюся в него нечисть или просто несусветную дурь.

Немного успокоившись, я вытер лицо внутренней стороной своего медицинского халата и на ватных ногах побрел обратно в палату.

Ван Ваныч был мертв! Монитор пронзительно пищал; по экрану двигались две одинаково ровные линии, напоминающие боковые разметки дороги – той самой, которую называют дорогой в один конец. Его голова на подушке чуть повернута к двери. Складки и морщины на лице Ван Ваныча разгладились и в полутьме палаты лицо казалось ровным и помолодевшим. В его распахнутых глазах застыло вселенское спокойствие; тьма из них исчезла, заполнив их полным умиротворением. Глаза смотрели на белый потолок палаты. Как завороженный я смотрел на это преображение – смерть избавительница. Ван Ваныч обрел свое долгожданное избавление от страданий и вечный покой.